Привыкаю к тебе безвозвратно, как к свежему кофе с утра на той кухне –
Ты стоишь спиной, с волос крупные капли, безропотно моешь посуду,
Говоришь с ухмылкой такой, что коль спрячешь – я знаю – мой мир вмиг и рухнет:
«Как же так, не пьешь кофе? Совсем?». Ну и следом: «Дорогу к тебе забуду!».
Растворяюсь в тебе я французской таблеткой, шиплю полусладким игристым,
Шепнув на ухо колкость, все сразу же, носом в плечо утыкаясь, смягчаю,
А ведь долго казалось, что где-то с дипломом и графиком тогда гибким
Аттестат «Теперь взрослый; рассудок включен», всем нам руки пожав, вручали.
А казалось, что столько вокруг да разных: и серьезных, и так, на вечер,
И формат был удобен и прост как ничто – ты звонишь и несешься в ночь,
А теперь? В черном маленьком платье сижу, нога на ногу, я на встрече,
Говорю, не вникая и даже не слушая, а пред глазами точь-в-точь
Эта складка на лбу, когда ты удивлен, меж бровей – когда ты так задумчив,
И внезапный ответ на вопрос, что впервые вчера был воспринят всерьез.
Представляю, мама вздыхает, нос морщит: «Совсем тебя жизнь не учит»,
Жду звонка от тебя, как в глухие шестнадцать полна невозможнейших грез.
И в том платье стою я в два ночи на маленькой кухне и ломкими спичками
Вновь конфорку включаю, а раньше их, кажется, даже в руках не держала,
И готовлю такое, что сама изумляюсь; меж делом прощаюсь с привычками:
Сигареты вдруг в сумке оставлены и говорю относительно мало.
Ты смеешься откуда-то справа, я чувствую, щеки горят румянцем,
Наполняешь вином бокал, говоришь беззаботно, совсем ни о чем,
И мне кажется, что даже масло в твоей сковородке кружится в танце,
Молодежном, чуть пьяном: тебе все равно, и ты полностью раскрепощен.
Привыкаю, да так, что становится жутко страшно. И друзья уже наши,
А отдельных почти люблю… Я твержу себе: сразу же после привала
Соберусь ранним утром, три раза вздохну и смогу одна двигаться дальше…
А потом ты включаешь мне на ночь тот мультик. И думаю: все, пропала.