Я мыслю опущенными звеньями...
О. Мандельштам
Окно выходит в старую Москву.
Машина времени буксует на мосту.
Перемешав абсурд и казуистику,
шрапнелью недомолвок и догадок,
шарахнув по своим, мемуаристика
добралась и до нашего распада.
Между городом Л и городом М
разбегаются рельсы, как строчки поэм.
В этом городе Л пахнут смертью мосты,
У каналов дежурят канальи хвосты.
Там споткнулся - и швах...
не тюрьма, так сума,
белой ночью легко там
свихнуться с ума...
В стольном городе М
замыкается круг;
там мордует и топчет державный каблук.
А поэт, петушась, по Страстному спешит,
шнур бикфордов за ним торопливо шуршит.
Слово сказано.
В дело вшита строка.
Кровь заказана.
На
верняка.
Звенья рвутся, и страх, как искра,
пробегая меж двух электродов,
обжигает. От пят до виска
человек очернён, но пока
дан жетончик ему чудака
и не пущен в расход он.
И по курве-Москве
его ноги несут...
Бог спасёт,
царь не вспомнит,
стрельцы не найдут...
Высоко забирает молва.
Хаотически тонет Москва...
Через ээнную очередь лет
пролистаем мы эти страницы,
чьи герои Поэт и Поэт,
Новых царств и мытарств очевидцы.
"В них заветных заметок не счесть..."
Как сухая игла по офорту,
там перо подрезает аорту:
лейся, "чёрная нежная весть".
Белокаменный город Титаник...
В нём балласт судьбоносных преданий
зацепился за поручни дней.
Память - мутная капля,
но в ней
нас до слёз потрясёт,
до корней
мифология этих признаний.
Капитан как безумный орёт:
- Стоп, машина! нет, полный вперёд!
Лёд по борту, вы слышите, лёд! ...
Всё проходит.
Шиповник цветёт.