По дороге в Севилью,
в края серенад и рапир,
Дон Жуан,
непогодой в случайных стенах остановлен,
отобедав обильно, вино андалузское пил
и пытался уснуть
под шараханье ветра над кровлей.
«…завтра надо спешить,
доскакать, обгоняя молву.
Что минуло – забыто,
а что впереди – неизвестно.
Поединок решит.
Или ласковый взор на балу…
Только будут моими
две ямочки этих прелестных!..»
О, блестящий повеса, скиталец,
подлец из легенд –
как вериги влачатся вослед
за тобой прегрешенья.
Столько было ненужных,
не греющих сердца побед.
Может быть, наконец,
ты заслужишь своё пораженье?
До обидного просто – интрига почти удалась.
И легко отдавать забытью забубённое тело...
Но очнёшься под утро, тоскою своею давясь,
заорёшь в темноту – и воды принесёт Лепорелло.
Предки бельма с портретов
впирают в пустой коридор
Что ж ты, каменный враг –
околел на своём пьедестале?
Где уж было тягаться тебе,
истукан -
командор,
с одиночеством этим,
прикрытым полоскою стали.
Мир не хочет любви.
Лишь фальшивая слава блестит.
И пока Дон Жуана не кончат разгульные ночи –
не предвидится битв,
где покой суждено обрести
и прекрасная Анна
случайна – как тысячи прочих.
Горек путь на заре.
Видно с вечера всё же простыл.
Кружит голову дрёма – и песня копыт монотонна.
Выбивают они:
«В монастырь.
В монастырь.
В монастырь…»
Но – пришпорить коня!
Не простит опоздания Донна.