Наедине с одиночеством

Ирина Стружкова
«Родных у меня нет, - начинает свой рассказ Сергей Федорович, - один я, совсем один…»
Слова эти для Ракицкого Сергея Федоровича – ветерана Великой Отечественной войны, звучат и как оправдание, и как приговор его убогого существования.
14 июня ему исполняется 90 лет. Он практически недвижим, кормит его и мало-мальски ухаживает пришлая женщина Петровна, не по доброте душевной – нет, он платит ей за это. Мир его – это мрачная комнатка в полуразвалившемся домике примерно «метр на метр», маленький столик и железная кровать, возле которой стоят пара вил для самозащиты… Сражаться за свою жизнь фронтовику приходится и по сей день – словно стая шакалов, рассчитывая на пенсию старика, бродят вокруг местные тунеядцы и алкоголики из числа освободившихся и опустившихся людей. И над всем этим витает дух запустения, одиночества и обреченности…
«Родился я в Белоруссии, в деревне Выголовичи Минской области. Семья, как и у многих, была большая – двенадцать детей. Я был самый младший. Уже с семи лет помогал отцу по хозяйству, а оно было большое… Призвали в армию, отслужил. 14 июня 1941 года мне исполнился 21 год, а 22 июня – началась война…
Уже на фронте я узнал, что и мать, и отца, и сестру немцы сожгли, заперев в родной хате. Так поступали с теми, кто оказывал сопротивление или высказывал какое-либо недовольство, остальных же сгоняли в лагеря. От моей деревни не осталось и следа. Связь со своими родственниками я потерял…
Почти в конце войны я получил осколочные ранения обеих ног, осколки, что подарил мне военврач после операции, храню до сих пор. Меня комиссовали, а так как возвращаться мне было некуда, никто меня нигде не ждал, согласился, не раздумывая, на предложенное новое место, несмотря на то, что добираться до него приходилось практически через всю страну. Так я оказался связан с Краслагом, с Решотами.
Все чему учил отец, я старался следовать: обзаведясь семьей, построил дом, посадил дерево, вырастил сына. Хозяйство всегда держали большое, жили неплохо, трудились, строили планы на будущее. Но сын умер, затем жена, а что было дальше и вспоминать не хочется…»
По словам тех, кто с ним некогда был знаком, Ракецкий Сергей Федорович всегда был мужчиной рослым, широкоплечим, статным, с твердой рукой и стальной волей, любил женщин, любил жизнь… Пока мог, по хозяйству управлялся сам, когда же стали давать о себе знать старые боевые раны и возраст – пришлось рассчитывать на помощь добрых людей, но их, увы, не так уж и много… Полгода назад за ним присматривала соседка, да так усердствовала, что по сравнению с этим старания Петровны ему кажутся благословлением божьим: «Она мне готовит, с ней я не боюсь остаться голодным…» А было и такое, когда фронтовик сидел и холодный, и голодный, окруженный многочисленной родней присматривающей за ним сиделки. Некогда боевой командир партизанского отряда имени Жукова Сергей Федорович не смел протестовать против творящегося беззакония – взывать к совести людей напрочь ее лишенных – не имело смысла, а порой было и чревато, а дать отпор, как некогда давал врагу – не было сил.
Так повелось, что о героях вспоминают накануне, но Сергей Федорович рад и этому. Ему приятно внимание, добрые слова. Спрашивать о том, как он поживает – кощунственно, все и так «на лицо», поэтому стараешься перевести разговор на другую тему. Спрашиваешь о днях былых, о полях сражения, о запомнившихся случаях…
«Перед  партизанским отрядом, которым я командовал, стояло несколько задач. Наша война, если можно так выразиться, была «войной тихой». Мы добывали у врага информацию, всячески старались подорвать его силы, причем в прямом и переносном смысле. Однажды пошли брать «языка», так мы называли пленных, которые могли дать нам ценные сведения. Разведка доложила местоположение лагеря противника, мы подошли, засели, осмотрелись и… вместо одного пленного в расположение отряда доставили шестерых. А однажды на наш пост вышли 12 немцев, растерявшись, они просто сложили оружие. Что касается подрывной деятельности – в одной из таких операция я и был тяжело ранен».
Сергей Федорович награжден многочисленными орденами и медалями, две из которых «За Победу над Германией», «20 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Его архивные данные, которые нам удалось получить, очень скупы. В их сухих официальных строчках трудно прочитать тот героизм, то отчаянное мужество, которое проявил он, сражаясь с врагом за освобождение нашей Родины.
В минуты отчаянья, его поддерживала надежда на мирное существование, чистое небо над головой, яркое солнце, детский смех… Как рано повзрослевшему, но не знавшему жизни – ему хотелось жить… Ему хотелось, чтобы ужас войны, холод и голод – никогда не повторялись. Знал ли он тогда, что в мирное светлое время нового столетия ему доведется это вновь пережить? Наверное, нет.
Чья в этом вина сказать сложно… Об отчаянном положении ветерана знают заинтересованные службы Социальной защиты и Совета ветеранов, все что от них зависит, как нам сказали, они выполняют… Казалось бы замкнутый круг: одиночество, бесчеловечность, бюрократизм, но такой категоричный приговор поставить сложно… Может быть, божья воля? Почему бы и нет: и поделать с этим ничего нельзя, и совесть чиста…
Уже на прощание Сергей Федорович поблагодарил за ветеранские 50 тысяч рублей, которые по распоряжению Президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева, к 65-летней годовщине Великой Победы, были разосланы ветеранам. «Это мои похоронные», - уверил нас он. Однако на них уже есть свои претенденты, якобы законные наследники…  Получается, что даже после смерти ветерану Великой Отечественной войны навряд ли удастся обрести покой и комфорт.
Покидая этот дом, мы чувствовали себя ужасно. До боли было обидно за этого человека. Показалось, что славный подвиг воинов был напрасным, его обесславило время. А еще было отчаянно стыдно, поэтому хотелось все забыть, но в голове, вторя шагу, как бой набата гремели строки Рождественского: «Детям детей своих расскажите, чтобы тоже запомнили».