Пока с экранов телевизоров и с плакатов на улицах летят призывы «Кохайтеся!», по улицам рядом с этими плакатами бродят в поисках пищи и приключений «дети любви» — те, кого родить родили, а воспитать некому. И вроде бы у них папы с мамами есть, и дети вроде не самые плохие, но... Кто поесть даст, кто приютит на ночь, а кто и пинком «угостит» — и еще неизвестно, у кого детство лучше: у полных сирот, детдомовцев, или у таких вот «сирот» при живых родителях, которые вообще никому не нужны!
Стук в дверь был тихим, но настойчивым. Я дважды подходила посмотреть в глазок — никого. На третий раз все-таки открыла. На пороге — чумазый ребенок лет 10. В легоньком свитерке, спортивках и босоножках. Мокрый. На улице ливень. Холод. Я вспоминаю, что видела его и раньше — в подъезде. Стоит, нерешительно переминается с ноги на ногу:
— Дайте бутылку воды... Пожалуйста...
— А может, ты есть хочешь? — я мысленно прокручиваю, чего бы такого дать из холодильника.
— Да, хочу.
— Родители где?
— Папка сидит, мамка пьет и колется, домой не пускает. С мужиком связалась, ей не до меня.
Собираю нехитрую снедь. В квартиру такого вот гостя с улицы пустить боязно — детки-то разные бывают. И жалко в то же время. Ну вот что в такой ситуации делать? Отдаю пакет с едой и ряженкой:
— Только сам ешь!
— Хорошо,— прячет за спину пакет, словно я передумаю и заберу.— Только я это... я девочка...
Смотрю на свою нежданную гостью: коротко стриженая, в мальчишечьей одежке, ну вылитый пацан. Девочку зовут Таня, ей 13, школу бросила и живет где придется — перечислила с 15 адресов, где ее принимали на одну-две ночи.
— А где же ты обычно живешь — холодно же?
А я приспособилась: вечером сажусь в автобус, плачу кондукторам за несколько проездов — и они разрешают кататься. Так и поспать можно...
Я порылась в вещах, отыскала ей свитер — старый, но теплый. Она его надела и перестала дрожать всем телом. Налила девочке горячего чаю, она пьет и мечтательно жмурится: «Вот когда папка не сидел, он за меня заступался... Мамка меня отлупит — я к нему на работу, пожалуюсь, он ей и задаст трепку. А теперь вот она меня бьет и выгоняет. За меня недавно один пацан заступился — приехал на мопеде и побил ее». Таня говорит, что ее мать все называют старухой, хотя ей всего 42 года. Единственная дочь, похоже, вообще не интересует женщину. Как и то, где и с кем проводит время ее ребенок, что он ест, где спит.
Таня потом еще приходила ко мне — ничего не просила, хотела просто поговорить, новости из своей маленькой жизни рассказать. Я сделала ей чаек. Дала печенье с маслом. Стало так не по себе, когда она это печенье прятала в карман и без того замусоленной и промасленной куртки. Таня ушла, размышляя о том, кататься ли сегодня в автобусах или согласиться на предложение какого-то пацана — он давно ей встречаться предлагает, ну и соответственно крышу над головой обеспечит...
Вспомнился и еще один случай. Находясь у родственников, посреди ночи я услышала, как ругаются муж с женой, судя по голосам, молодые. А в соседней комнате — видать, закрытый там — зовет маму маленький ребенок. И пока родители на повышенных тонах высказывали друг другу все, что думают и чувствуют,— малыш продолжал повторять: «Мама, мама»... Страшно представить себе, как малютка двух-трех лет стоит под дверью и зовет самого родного и дорогого человека, которому вовсе не до него. Этого ребенка зачем родили? Для получения выплат от государства или просто «так получилось»? Малыш и по сей день время от времени но ночам зовет маму — может, его вообще одного оставляют?
Попытки соседей вмешаться наталкиваются на отпор со стороны мамы: «Своих воспитывайте, а моего не трогайте — сама разберусь». Не сказать, что она не в себе — учится в вузе, малыша одевает неплохо. Но отношение к нему — как к собачке на поводке: «Куда полез?! Сюда иди! Сейчас получишь!» Маленький человечек пытается прижаться к маме — она отталкивает его: «Отстань, я занята, не видишь?» Прямо как в той рекламе: «А зачем вы меня купили, если вы со мной не разговариваете?»
Одна моя подруга все никак не могла завести ребенка. А когда новость о долгожданной беременности всколыхнула наконец всю семью — вместе с ней пришло и известие о том, что выносить малютку для нее почти невозможно, существует угроза выкидыша, причем серьезная. У нее почти не было шансов. Но она взяла себя в руки, и хотя почти всю беременность пролежала в роддоме на сохранении — все же дождалась, родила и теперь бесконечно счастлива. Она своему сынишке — лучший друг, они повсюду вместе, и даже нельзя представить, чтобы Ксюшка своего маленького хоть на минуту одного оставила, в чем-то проигнорировала. А как часто в их разговорах звучат слова любви! И о физическом наказании нет и речи: стоит маме изменить тон голоса — малыш тут же понимает, в чем проблема.
И как ни вспомнить девушку из палаты роддома, в которой я сама лежала. Она пришла почти без ничего, целыми днями сидела на кровати, вставала только, когда нужно было идти в столовую. Мы с девчонками, поняв, что никто не собирается ее проведывать, пошли на хитрость: собирали в пакет кто что мог — и отдавали санитарочке. А та приносила этот пакет пациентке как передачу. И вот эта голодная, нищая беременная женщина с жадностью набрасывалась на еду. Она даже не спрашивала, кто принес ей передачу. Врачи давали ей лекарства — не для нее — для ребенка. И нам всем было страшно и жалко: ведь все понимали, что будет с малышом, которого она родит...
А маленький ребенок из детской больницы — новорожденный, у которого была ломка! Его родила наркоманка с 8-летним стажем. У него, чьи родители внесли свою «лепту» в рождаемость Украины, есть будущее? А его настоящее — с леденящей кровь даже у взрослых болью — разве оно не ужасно!
Как жаль, что в нашей стране нет ни одного действенного механизма, который бы сделал рождаемость и материнство осмысленными, зрелыми, обоснованными. А пока его нет — украинцы так и будут «кохаться», рожать никому не нужных детей и через десяток лет сетовать на то, какое бестолковое и неприспособленное к жизни новое поколение. Папы с мамами будут проедать «детские» деньги, делать ремонты и покупать мебель — ведь это же «для ребенка, он же вырастет». Менее благополучные родители и вовсе выгонят своих чад на улицы попрошайничать. А кому потом они будут нужны, вот эти «плоды любви» в затертых обносках, от которых разит, как от мусорных баков, и в которых не сразу угадываются дети?! Вот это — страшно. И до этого нам всем, погрязшим в финансовых и материальных неурядицах, все чаще нет дела. Но, как говорится, если ты не занимаешься проблемой, наступит день, когда она займется тобой. И равнодушие благополучного общества однажды получит жестокий отпор, на который способны и сегодняшние малолетки. А потом, когда случится страшное, в судах, в колониях взрослые будут задавать вопрос — как же так могло получиться? И, конечно, никто из них не чувствует за собой вины.
Лина Яланская