За решетку гляжу исподлобья,
вижу наглую поступь зимы;
на меня даже снежные хлопья
не влияют в застенках тюрьмы.
И зарю, и закат я встречаю
не молитвой, не стуком о дверь -
кирпичом на стене отмечаю,
сколько ждать до расстрела теперь...
Погубила меня незадорого,
жизнь взяла, как за горло петля.
Не услышать мне ноченьки шороха,
шёпот травушки, трель соловья.
Мрачным ужасом снова дохнула
сырость гулких, как эхо, камер.
Жизнь - злодейка опять распахнула
дверь в ловушку...Впервые я замер,
но шаг сделал, соблазну не в силах
воспротивиться был я, ну что ж...
Только мама меня бы простила -
не тревожь ты меня тела дрожь.
Мама, мамочка! Плакать не надо,
пожалей своих мудрых седин...
Пусть расскажет тебе слёз прохлада,
Что нас много, что я не один,
и что честно погибнуть не страшно,
и что жизнь будет вновь хороша -
только чтоб не была бы бумажной,
чёрствой, грязной твоя душа.
Где б я ни был - в баварском трактире
и на приисках, штат Алабама -
помнил я, что на старой квартире
ждет с надеждой меня моя мама...
И не надо мне внешнего лоску,
и не нужен мне радужный сон:
полюбились мне небо в полоску,
да кандальный простуженный звон...
Написано в декабре 1968 года