Прошел уж год, как кончилась война,
И долю вдовью горестно отмеряв,
Всё сына у окна ждала она,
В казённую бумажку не поверив!
И выбегала каждый раз во двор,
Когда негромко стукала калитка,
Всё вышивала свадебный узор
Для сына на рубашку алой ниткой.
Пекла для сына праздничный пирог,
И баню чуть не каждый день топила,
Чтобы с дороги он помыться мог…
Ей так хотелось, чтобы это было!
И нипочём ей боль или тоска…
Да только люди думали иначе –
Кто пальцем, молча, крутит у виска,
А кто-то вслед вздохнёт или заплачет.
Твердила, если кто её встречал:
«На мужа, вот смотрите, похоронка!
А сын мой просто без вести пропал!
Зачем заранье хоронить ребёнка!»
Она одна на свадьбе не была,
Где вся деревня весело кутила!
Она грустила дома у стола –
Невеста сына замуж выходила!
Не вспомнят скоро сына на селе,
Друзья и те о нём почти забыли!
И плакала она в вечерней мгле,
А за окном печально ветры выли.
Но снова на рассвете она шла
К далёкому пустому полустанку
И пироги горячие несла,
Для сына напечённых спозаранку.
И как всегда, с шипеньем тормозя,
Пришедший поезд, как змея прогнулся.
И хитро на неё глаза скося,
Ей машинист знакомый улыбнулся.
«Здорово, мать! Я знал, что ты придёшь!»
И засмеялся громко и открыто.
«Ну, выходи, чего стоишь и ждёшь?!» -
Сказал назад наигранно - сердито.
И вот, с подножки тихо, не спеша,
Спустился парень в старенькой шинели.
Стоял он, молча, словно чуть дыша,
И всё смотрел на сосны и на ели.
«Ну как, узнал?» - вновь крикнул машинист.
И парень вдруг, как будто засветился!
«Узнал! И лес узнал и ветра свист!
Я вспомнил! Здесь я жил! Я здесь родился!»
…Худой и бледный, как в степи быльё,
А у виска – два алых тёмных шрама…
И вдруг увидел на путях её
И громко закричал он: «Мама!... Мама!»
…Она седую прядь волос его
Всё гладила уставшими руками.
«Вернулся! Жив – и хватит нам того!»
И всё кормила сына пирогами.
А после лесом шли они домой.
Сын обнимал её, шутил, смеялся.
Она ловила взгляд его родной
И за руку вела, чтоб не терялся!
В деревне, каждый, кто их повстречал,
Большую радость от души делили.
Лишь те, кто её чокнутой считал,
Свой взгляд смущённо в землю отводили.
Наверно, даже чёрствый, даже злой
Уверен, просто знает ниоткуда,
Что только сердце матери родной,
Когда болит – надеется на чудо!