Материалы для беседы со старшеклассниками из цикла «ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СОНЕТ»
Франческо Петрарка взял чистый лист бумаги, проверил, остро ли отточено перо, и принялся писать. Недавно, на пороге своего 70-летия, он задумал написать собственную биографию. Никто ранее этого не делал. Он будет первым человеком своего времени, который обратится через века к будущим потомкам. И назовёт свой труд: «Письмо к потомкам».
«От Франческо Петрарки потомству – привет!
Ты, может быть, услышишь что-нибудь обо мне (хотя и то сомнительно, чтобы моё малое и тёмное имя проникло дальше через пространство и время), и, может быть, пожелаешь узнать, что за человек я был и какова судьба моих сочинений, слух о которых дошёл до тебя… Я родился от почтенных родителей, но небогатых или, по правде сказать, почти бедных флорентийцев родом, но изгнанных из отчизны…»
Петрарка вспомнил, как его семья вынуждена была покинуть Италию и в 1312 году уехать в Прованс. Она жила в местечке Карпентра, близ Авиньона, где в то время был папский двор. Сначала учился в школе, где учитель разнообразил занятия длительными прогулками по окрестностям. Даже в старости Петрарка вспомнит об этом:" Вот место на земле, соответствующее моей душе." Потом годы учения в университетах Монпелье и Болоньи, со свободой студенчества, с лекциями по юридическим наукам, которые читала знаменитая Новелла, закрывая своё лицо ширмой в аудитории от восторженных и сверкающих глаз молодых слушателей, чтобы не отвлекать их своей красотой. Увлечение поэзией ... Когда 22-летний Петрарка вернётся в Авиньон , и отец узнает о его увлечении стихами, он в бешенстве сожжёт все книги сына. И только об одном событии, которое произойдёт с ним в Авиньоне в то время он напишет всего две строчки в " Письме к потомству": " В юности страдал я жгучей, но единой и чистой любовью."
Он полюбил молодую прекрасную женщину, которую увидел весенним днём 6 апреля 1327 года в соборе Санта-Клара. Поэт посвятил ей множество сонетов и канцон. Из них потомки узнают о его любви.
Благословляю день, месяц, Лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!..
Благословенны вы, что столько слав
Стяжали ей, певучие канцоны, -
Дум золотых о ней, единой, сплав!
Но Лаура была замужем. Любовь Франческо осталась безответной. Ему стало тягостно жить в Авиньоне, хотелось бежать оттуда…
«… Я стал искать какого-либо убежища, как бы пристани, и нашёл крошечную, но уединённую и уютную долину, которая зовется Запертою (Воклюз); в пятнадцати тысячах… шагов от Авиньона…(далеко убежал!) Очарованный прелестью этого места, я переселился туда с моими милыми книгами… Там были либо написаны, либо начаты, либо задуманы почти все мои сочинения, выпущенные мною…»
В Воклюзе Франческо прожил почти 16 лет, наполненных неустанным трудом. На рукописи Плиния, принадлежавшей ему, сохранился его рисунок: вид Воклюза, на скале – небольшая часовня, на берегу реки Сорги стоит цапля с рыбой в клюве.
Я здесь живу, природой окружён,
И, на Амура не найдя управы,
Слагаю песни, рву цветы и травы,
Ищу поддержки у былых времён.
Он не любил папский Авиньон, называя его «Вавилоном», но иногда ему приходилось бывать там.
Молодость поэта пришлась на то время, когда Авиньон был в расцвете. Шумели постоялые дворы: "Под красной шляпой". "Под тремя столбами", " Под бумажным змеем". Бурлила разноликая толпа. Знаменитый мост Св. Бенедета привлекал песнями и танцами(знаменитая песенка :" На авиньонском мосту танцуют...") Мост - свидетель необычайного буйства красок, настроений, торжественных выездов, свадебных поездов, шествий паломников. Сверкание оружия, плюмажи, шелка и атласы, парча и кардинальский пурпур, фиолетовое облачение епископов ошеломляли почтенных буржуа. Ведь ещё вчера они легли спать в глухой провинции, а проснулись в бурной и шумящей столице. Это время ярко запечатлено в хрониках тех лет и счетах богатых горожан. Так, например, весь Авиньон принимал участие в большом празднестве – свадьбе Жанны де Триан и Гискара де Пуатье (знатных горожан). Вот что поведают нам сохранившиеся счета: съедено4012 караваев хлеба,8 волов, 55 баранов,8 свиней, 4 кабана, 200 каплунов, 690 кур, 580 перепёлок, 270 зайцев, 40 ржанок, 37 уток, 50 голубей, 4 журавля, 2 фазана, 2 павлина, 290 штук мелкой птицы и множество рыб, 3 центнера сыра, 250 дюжин яиц. Журавли, фазаны и павлины не были поданы на стол, а служили только украшением фонтана с колоннами и башнями, из которых струилось вино пяти сортов. Одиннадцать вместительных повозок доставляли невиданных размеров бочки с вином… На улицах пели, танцевали, там устраивались турниры и состязания жонглёров. Из окон свисали разноцветные ленты. Среди ночи при свете факелов, освещавших тёмные закоулки, гости расходились по домам. В тот день Петрарка надел модные туфли из красной кожи, узкие, остроносые и такие тесные, что помнил о них до конца своей жизни.
Молодой человек, вернувшись с братом из Болоньи, окунулся в светскую жизнь и, как сам он писал много лет спустя, «следовал скорее требованиям моды, нежели скромности и добродетели». Его можно было часто видеть среди авиньонских франтов в платье до пят, стянутом в поясе, в альмузии – пелерине с капюшоном, в епанче с широкими рукавами, в шляпе набекрень, украшенной жемчугом, цветами и перьями, и даже колокольчиком, с маленьким мечом в кожаных ножнах у пояса, кошельком и приборами для письма в роговой оправе. Длинные волосы были уложены в локоны. Сам Петрарка вспоминает, сколько раз в день приходилось их снова укладывать, чтобы не вызвать возмущения в обществе. «Я был не слишком силён, – описывает Петрарка себя на двадцатом году жизни, – но довольно ловок; не особенно красив, но всё же приятной наружности; у меня был свежий цвет лица, живые глаза, быстрый взгляд»
Кратким оказалось время юношеской беспечности и веселья. В дом пришёл траур. Умерла мать, которой поэт посвятил одно из первых своих стихотворений. Оно насчитывало 38 гекзаметрических стихов по-латыни. Ровно столько, сколько лет прожила мать, и кончалось словами:
Столько стихов, сколько лет тебе смерть прожить разрешила,
Я посвящаю тебе, в слезах над гробом склоняясь.
"Лучшая из матерей", - так говорил о ней поэт уже на склоне своих лет. Следом умер и отец, оставив сына почти без средств к существованию. Авиньон готовил Петрарке новые испытания, но об этом тот только догадывался.
Однажды Петрарку познакомили с прославленным живописцем из Сиены – Симоне Мартини, которого папа Бенедикт ХП пригласил расписать папский дворец. И, как часто бывает, оба – и Франческо, и Симоне – быстро сошлись, обнаружив общие интересы и вкусы (хоть разница в годах была велика): любовь к природе и книгам, к музыке и всему прекрасному. Они вскоре перешли на дружеское «ты». И тогда Франческо попросил Симоне написать портрет Лауры.
– Только ты и твоя нежная и искусная кисть могут воплотить божественные черты, – говорил Франческо, – ты не откажешь мне?
Симоне ласково глядел на своего младшего друга: всё привлекало в нём – и приятная наружность, тонкий ум, чуткая к красоте и добру душа.
– Конечно, я не откажу тебе, – ответил Симоне. Это совсем нетрудно… Ведь монна Лаура живёт рядом с папским дворцом, я часто вижу ее в соборе, в саду, на улицах. Её лицо просится на полотно, так она хороша собой.
Живописец сдержал своё слово. Уже через месяц он привёз другу в Воклюз миниатюрный портрет Лауры, Франческо был в восторге:
– Я вижу перед собой её милое лицо. Живое лицо. Ты дал мне блаженство на долгие годы. Но я отплачу тебе как поэт!
Не прошло и нескольких дней, как Петрарка привёз Симоне ответный дар – два сонета, посвященных ему.
– Твой дар дороже золота, - говорил растроганный живописец.
– Но прочти сам мне свои стихи, я знаю, ты отлично читаешь!
И Франческо читал:
Меж созданных великим Поликлетом
И гениями всех минувших лет –
Мне лиц прекрасных не было и нет
Сравнимых с ним, стократно мной воспетым.
Но мой Симоне был в раю – он светом
Иных небес подвигнут и согрет,
Иной страны, где та пришла на свет,
Чей образ обессмертил он портретом…
– Ты польстил мне, сравнив с великим древнегреческим скульптором Поликлетом, – сказал Симоне, – но, Франческо, неужели эта жестокосердная красавица не одарила тебя своей любовью?
- Увы, - печально ответил поэт. Я могу только мечтать, страдать и слагать в её честь стихи. Уже написаны сотни сонетов. Но теперь я счастлив. Её божественные черты будут всегда передо мной. Послушай второй сонет, посвященный тебе, и тебе будет понятно, что
Когда восторгом движимый моим
Симоне замышлял своё творенье,
О, если б он, в высоком устремленье,
Дал голос ей и дух чертам живым.
Я гнал бы грусть, присматриваясь к ним,
Хотя дарит она успокоенье
И благостна, как божий херувим…
Продолжение:http://www.stihi.ru/2010/05/09/4202