Повесть о военном детстве

               


        Дорогие читатели! Я впервые решилась на публикацию в Интернете, так что прошу меня извинить, если текст не слишком удачно расположен, просто не хватает опыта.
        Повесть была задумана как книга для детей и написана еще двадцать лет назад. По понятным причинам в 90-е годы опубликовать ее возможности не было, да и сейчас без спонсоров не напечатаешь.А тогда хотелось, чтобы книжка была с иллюстрациями, как печатали детские книги раньше.
        Понимаю, что в тексте есть шероховатости, но я не профессиональный поэт, технарь по образованию - так что не судите строго.Но хочется надеяться, что моя повесть о военном детстве, прошедшем в тыловом тогда Свердловске не оставит вас равнодушными.
        Сегодня,когда так широко страна отмечает 65-летие  Победы, мне хочется поздравить всех с этой великой и незабываемой датой!


                М. Спирина
               
 


      
  .

 

                ПОВЕСТЬ О ВОЕННОМ ДЕТСТВЕ




               
                1941 – 1945 г.г.
                Г. СВЕРДЛОВСК



               


               

              Т И Ш И Н А
               
Как тихо… Непривычна тишина
В моем, весь день звенящем доме.
Уснула дочь, несказанно смирна,
И мишку обнял сын неугомонный.

Гремучие машинки тоже спят
Под столиком, в углу, зажмурив фары;
Спокойно куклы на шкафу сидят,
И дремлет в коридоре мячик старый.

Знакома мамам всем такая тишина,
Когда уснули, наигравшись, дети,
Когда я словно на весь мир одна –
Такая тишина вокруг на свете…

Ночь, дети спят – ведь мир и тишина,
Так что же слово страшное - ВОЙНА –
Тревожит память мне в ночной тиши,
Мой сон гоня, смутив покой души?

                1 9 4 1   год

ВОЙНА… Да что я помню о войне?!
Но помню все, хотя и было мне
Всего пять лет в том горестном году,
Когда напали немцы на страну.

Запомнилось: как летом в тишину
Ворвался строгий голос Левитана…
Как плакали, как горевали мамы,
Когда отцов забрали на войну.

Осиротел тогда наш старый дом –
Остались в нем лишь женщины и дети,
Еще не представляя, что потом
Придется жить в нем без тепла и света…

Еще никто из нас тогда не знал,
Что впереди четыре страшных года,
Хотя в Европе страны и народы
Фашизм уже не первый год терзал.

Не умолкал – мы не сбавляли звук –
Не выключался все четыре года
На стенке репродуктор – черный круг,
Тогда с тревогой с фронта ждали сводок…

Уже сомкнулось страшное кольцо
Вокруг дворцов и парков Ленинграда,
Дышало грозно городу в лицо
Неслыханно – зловещее – БЛОКАДА.

Пожарища везде… И смерть, и кровь…
Воздушные налеты и тревоги…
В руинах пали сотни городов,
И беженцев поток на всех дорогах,,,

Мы каждый день, дыханье затаив,
Ловили сводки: сколько ж километров
Еще осталось немцам до Москвы?
И сможем ли вцепиться, упереться…

Не сдать Москвы проклятому врагу,
Что, все сметая, прет железным валом…
Ох, сколько же их полегло в снегу –
Отцов, сынов, что насмерть там стояли!

Вздыхала мама, карту разложив,
Отметив черным контур отступленья;
Тревожилась за брата – где он, жив?
Давно не пишет… Может в окруженьи?

Как ждали писем – писем фронтовых –
Тот треугольничек без марки, без конверта,
Был праздником – ведь это значит ЖИВ!
Пока что жив… Но далеко ль до смерти…

Но было страшно ждать тогда письма,
А получить в конверте «похоронку»,
Как тяжесть страшную ее несла
В своих руках седая почтальонка…

Через соседей горестную весть,
Обиняком старалась передать,
Чтоб подготовили семью, чтоб уберечь,
Да горем не убить жену иль мать,

Давно уже закончилась война…
Но с детских лет стоит перед глазами
Та первая военная зима
С тревогой, скорбью, вдовьими слезами.

           Б Е Ж Е Н Ц Ы

Не готовы были мы к войне,
Хоть в Европе страны и пылали.
Кто-то может знал… Но по стране,
В целом, нападения не ждали.

Потому наверно первый год
Был для всех особенно тяжелым…
Сколько немцам сдали городов,
Как нещадно жгли фашисты села!

Побросав тогда родимый дом,
Без оглядки уходили люди.
Шли, не зная, где и жить-то будут,
Беженцы,  шли без вещей, пешком…

Уходили часто кто в чем есть,
Уносили на руках детишек –
Только бы успеть уйти и выжить,
Лишь бы немцы не застигли здесь.

Не было тогда страшнее доли,
Чем под немцем оставаться дома –
В оккупации остался только тот,
Кто, к несчастью, и уйти не мог.

Много таких беженцев в войну
Приютили города Урала.
В наш дом тоже привели одну
Беженцев семью из Ленинграда.

Поселили в кухне, а потом
Переборкой тонкой отделили.
Так вот всю войну они и жили –
Не до жиру, было бы тепло.

И девчушка с ними там была,
Помню, мне ровесница, - худышка…
Выйдет погулять, уж холода,
А на ней осеннее пальтишко.

Я не помню, с кем она жила,
Но без мамы, это точно знали,
Тихонькая, бледная была –
Все жалели, кой-чем помогали…

Кто отдал шапчонку, кто пальто, -
Подросли свои-то ребятишки.
Во дворе не обижал никто,
Даже наши драчуны – мальчишки.

Мы не знали, сколько же до нас
Ей уже пришлось увидеть горя…
Только улыбнулась вот не скоро –
Был не детским взгляд печальных глаз.

Помню, как отчаянно ждала
Та семья вестей из Ленинграда,
И уехала тотчас же как была
Прорвана трехлетняя блокада

         Э В А К У И Р О В А Н Ы Е

Как трудно жил наш город тыловой,
Когда мы, потеснившись, принимали
Бездомных, обездоленных войной –
Ведь эшелон за эшелоном гнали…

Казалось, к нам нагрянул весь Союз:
Волжане, москвичи и ленинградцы,
Украинец, эстонец, белорус –
Всем довелось у нас в войну спасаться.

Откуда только к нам они не шли,
Те эшелоны – целые заводы!
Сгружали быстро то, что привезли,
А осень ведь уже, вот-вот морозы…

Не ждало время… На войне нужны,
И позарез! – снаряды, пушки, танки.
Здесь хоть и тыл, да тоже, как в атаке,
Когда в цехах – ни крыши, ни стены.

Так на морозе, под открытым небом,
Включали, запускали в ход станки.
Тот не поймет, кто в цехе этом не был, -
Штурвал примерз, не оторвать руки!

Врастали в землю заново заводы,
И быстро, как грибы, росли цеха,
И вот уже и первая подмога
С Урала эшелонами пошла.

Запомнилось, как для заводов свет
В жилых домах надолго отключали…
А кто откуда – мы не разбирали,
Делили мы по-братски с ними хлеб.

Мы поделились с ними всем сполна:
Едой, жильем, рабочими руками…
Тогда мы тоже потеснились с мамой,
И к нам вселилась целая семья.

           Б Е З  О Т Ц А

Война – война… Проклятая война!
Как часто приходили похоронки…
Не у могильного холма в сторонке
Согнута вдовья горькая спина…

Над похоронкой слезы по ночам,
Когда затихли и уснули дети,
Ведь им совсем не надо видеть это,
Как матери горюют по отцам.

На хрупкие и худенькие плечи
Ложится горя непомерный груз…
И время этих вдовьих слез не лечит,
Как не вернет отца в семейный круг.
               
В тот страшный год и к нам пришла беда,
И моего отца тогда не стало.
Он не погиб в боях, как все тогда
На фронте гибли, землю защищая.

Он умер от болезни. В ноябре
И мы, как все вокруг, осиротели.
Мне жаль, я мало помню об отце,
Два года, не вставая, проболел он…

Но в памяти остались навсегда
Те дни: как ночь совсем не спали,
Врачи у нас пробыли до утра –
Мы скорую ночную вызывали…

Как повалил наутро сильный снег,
К похоронам уже легли сугробы,-
На кладбище везли по целине,
А я сидела на санях, у гроба.

Сама еще не в силах осознать
Всей тяжести постигшей нас утраты,
Я помню, как тогда жалела мать,
Как вместе с ней и мне хотелось плакать.

Ни братьев, ни сестер – совсем одна
В холодной комнате, порой по  целым дням.
Мать на заводе чуть не до утра…
Я безотцовщиной, как все тогда, росла.
               
               М А М А

Как нарочно, первая зима
Выдалась до крайности суровой.
Мало было горя, что война,
Так еще морозы да сугробы..

А морозы, так нужны дрова,
Да покрепче надо б одежонку…
Где же взять, когда кругом одна,
Дочка на руках – еще девчонка.

Да работа держит крепче пут,
Отнимает время без остатка,
А метели зимние не ждут,
И в морозы без пальто не сладко…

Помню, что в войну носила мать
Плюшевую старую жакетку, -
Чтобы в ней зимой не простывать,
Все бегом, наперегонки с ветром.

На ногах, жакетке той подстать,
Старенькие фетровые боты, -
Если с их подошв галоши снять,
Видно, что насквозь они протерты.

Боже! Как мы выжили когда
Только что отца похоронили?
Денег нет, - ведь пенсии тогда
За отцов умерших не платили.

А ее зарплаты лишь на хлеб,
Да и то с большим трудом хватало.
Что тогда я знала-то в пять лет?
Это уж поздней я осознала…

Только и за деньги не достать
Было в эти годы одежонку.
Так что в воскресенье шли менять
Что-то из вещей на барахолку.

             Ж Е Н Щ И Н Ы

Трудно было без мужчин в войну –
Женщинам достались все заботы,
Не боялись никакой работы,
Взяли в свои руки всю страну.

Оказалось, женщине по силам
Все, что раньше делал лишь мужчина;
И пока отцы на фронте были,
Матери их всюду заменили.

Встали у мартенов и станков,
Руды, уголь в шахтах добывали.
И на трактор сели за отцов –
Сеяли, пахали, убирали.

За войну, покой и сон забыв,
Почернев от устали и горя,
Было, по неделям не могли
Из цехов своих дойти до дома.

Не погасли домны без отцов
И металл, как прежде, выдавали -
Ежечасно шли от нас на фронт
Тяжело груженые составы…

Эшелон за эшелоном шли,
Шли на запад, крытые брезентом,
И фашистам «русские презенты»
День и ночь от нас на фронт везли.

И сейчас уже поверить трудно,
Что огромный и могучий танк
Женские обветренные руки
Помогли тогда, в войну создать.

Все смогли: снаряды, бомбы, пушки –
Все, что помогло нам победить,
Да еще извечное – ведь нужно
И одеть солдат, и накормить.

Сколько разных дел, не сосчитать,
Слабенькие руки выполняли…
С ранеными вон пришел состав –
На носилках женщины сгружали…

И дежурили потом в госпиталях,
Утешали, раны бинтовали…
Да еще, где силы только взяв,
Донорами шли – все кровь сдавали.

В очередь стояли дотемна,
Чтобы сдать свои пол-литра крови,
Ведь тогда наверно вся страна
Кровь для фронта дать была готова.

Но никто не подсчитал тогда,
Сколько ж фронт той женской крови выпил!
Знаю, только мама лишь сдала
За войну одна – семнадцать литров!

Женщины! Какой ценой в тылу
Нашим матерям война досталась?!
Как старели страшно за войну,
Вроде и красивых не осталось…

            Д Р О В А

Нет мужчин, нам некому помочь,
А зима уже не за горами…
Помню, как мы мучились с дровами –
Надо ж напилить и наколоть.
               
Только с кем пилить-то? Мне пять лет,
От меня, конечно, толку мало,
Но другой подмоги тоже нет,
Так что как могла, так помогала…

Надо было длинную пилу
Потянуть за ручку, что есть мочи;
Изо всех силенок я тяну,
А она и сдвинуться не хочет…

Но и маме взад-вперед пилой
В одиночку тоже несподручно,
И бревно не распилить одной –
Маета одна, друг друга мучим…

Кое-как распилим то бревно,
Надо расколоть, чтоб влезло в печку,
На поленья хоть чуть-чуть помельче
Колуном – тяжелым топором…

Да сноровки нету, нет и сил –
Ели плохо, быстро уставали…
Мучились с дровами без мужчин.
Только дров-то тоже было мало.

Вот тогда и завели буржуйку, -
Тут годились щепочки и чурки,
Обрезь всякая от досок или палки,
Деревянный мусор – сжечь не жалко.
         
     Б У Р Ж У Й К А

Сколько новых слов пришло с войной:
Вот смешное, толстое – БУРЖУЙКА –
Черная железная печурка
С круглой, переломленной трубой.
               
Кто не грелся  у ее боков,
Кто не слышал, как гудит в ней пламя,
Тот понять возможно не готов,
Почему она запала в память.

Придвигали к печке табуретку,
Наскоро варили постный суп,
И, раскрыв для света шире дверку,
Грелись, ели – просто жили тут…

От буржуйки жарко и светло,
Словно от кострового огня,
К ней лицом сидишь – лицу тепло,
Только замерзает вот спина…

И тогда в большие холода
Даже дома не снимали шубы,
Чтоб еще не мерзла и спина,
Когда греешь у печурки руки.

Пожирает щепочки огонь,
Докрасна бока ее нагрелись.
После холода, с мороза, клонит в сон –
Отогрелись, даже разомлели…

У буржуйки вечером семья
Собиралась вместе у огня.
Да не долго приходилось греться –
Прогорит, и кончится блаженство.
            
      М О Р О З Ы

А как мы страшно мерзли той зимой!
Ведь негде было толком отогреться.
Войдешь с морозной улицы домой,
Пар изо рта – попробуй-ка раздеться…

Дров не было. Большую печь топить
В войну зимой почти не приходилось.
А от буржуйки жар, пока горит,
Пока на ней похлебка не сварилась.

В пальто сидели у ее огня,
Почти вплотную сдвинув табуретки,
Была она оазисом тепла,
Пока в нее подбрасывали щепки.

Но от ее нагревшихся боков
Тепло не доходило до углов,
Они зимой совсем не прогревались
И снизу крепким снегом покрывались.

И окна, как в трамваях в холода,
За зиму тоже покрывались снегом,
Искрящимся на солнце слоем льда,
Оттаивал который только летом.

А стоило разок лишь прозевать,
Как в этот лед за ночь вмерзали шторки,
И было их уже не оторвать
И до весны на окнах не раздернуть.

Чтоб выглянуть на улицу, глазок
Я тоже, как в трамвае, продышала
И каждый раз скопившийся снежок
В глазке озябшим пальцем протирала.

Чтоб не замерзнуть, ночью с мамой спать
Ложились мы зимой в одну кровать,
Поверх одеял еще набросив шубу, -
И. все равно, поеживались к утру…

Да как не мерзнуть? И не мудрено –
Ведь если даже в комнате ведро
С водой, оставленное на ночь,
К утру ледовой коркой покрывалось.

          К О П Т И Л К А

Как теперь, когда вдруг гаснет свет,
Мы ворчим и ищем свечку, спички…
Иль, смирившись, ждем…Уж много лет
Жить в потемках нет у нас привычки.

Ну, а если долгие года
Не давали света в города,
Если вся энергия – в заводы,
Как без света обходились годы?

Свечку б хорошо, да негде взять,
С довоенных лет не сохранили.
А в войну и свечки не достать…
При КОПТИЛКАХ вечерами жили…

Это тоже друг военных лет,
Огонек мерцающей коптилки -
Тонкий фитилек, неверный свет,
Керосин на донышке бутылки…

А за то, что все они коптили,
Их «коптилками» в народе окрестили.
Над столом, не видно а темноте,
Копоти кружок на потолке.

При коптилках вечерами жили:
Скромный ужин стряпали и шили,
Фронтовые письма здесь читали
И гостей, бывало, принимали.
               
При коптилке делали уроки,
Еле-еле различая строки,
И тогда не знали отговорки _
Света не было – не выучил уроки.

Мы, уже привыкнув к полутьме,
Яркий свет увидев, удивлялись =
У соседей был, на диво всем,
С батарейкой крошечный фонарик…

Он сиял как солнце над столом
И не пах  вонючим керосином,
Как коптилка пахла от того,
Что ее подолгу не гасили.

         Т Е М Н О Т А

Хоть наш город был в тылу далеком,
Все ж боялись вражеских налетов:
Немцы уж у Волги, а от Волги
До Урала долететь не долго…

Пусть не ярок был коптилок свет,
И, не как теперь, сияли окна,
Все ж решил в войну наш горсовет,
Что нужна нам светомаскировка.

Потому, что если налетят,
То, конечно, под покровом ночи,
Ну, а если окна все горят, -
С неба этот свет заметен очень.

Помню, как мы с мамой из газет
Клеили, потом чернили шторы,
Чтоб сквозь них не пробивался свет, -
Темным был в войну вечерний город.
               
Без огней скучали фонари,
Их тогда вообще не зажигали.
А по улицам в потемках шли,
Тоже полутемные, трамваи.

И хоть там, в трамваях, все же свет,
Да внутри закрашивали стекла.
Только стекол часто вовсе нет,
Так фанерой позабиты окна.

Вечерами город вымирал…
Не гулял тогда никто без дела.
Разве, припозднившись, пробегал
Только кто-то, торопясь со смены.

И когда, уже в конце войны,
Вдруг зажглись однажды фонари,
Ликовали все: такая радость –
Город осветился, это ж праздник!

         К А Р Т О Ч К И

Трудно нам теперь представить даже,
Как это – одежды нет в продаже,
Нет ни обуви, ни тканей, ни посуды…
Нет совсем! И вряд ли скоро будет…

Помню, как в войну все магазины
Стали потихоньку закрывать,
Опустели яркие витрины –
Просто нечем стало торговать.

Всю войну вещей не продавали.
Был пустым, безжизненным Пассаж…
Что могли, все фронту отправляли,
Лозунг «Все для фронта!» - как приказ.

И тогда же быстро в жизнь вошло
Новое жестокое словцо:
КАРТОЧКИ – на хлеб и на продукты,
Все по строгой норме в одни руки.

Помню свою карточку на хлеб –
Красноватый небольшой листочек –
В каждой клетке – триста грамм, кусочек
Получал на сутки человек.

Чуть побольше было для рабочих,
Им давали в день по полкило.
Хлеб был черный и тяжелый очень,
Разберись там, что в него вошло…

Взвешивали с точностью до грамма,
Вырезая в карточке талон.
Мне кусочек выдавали на день –
На ладошке помещался он.

Раздели попробуй на три части,
Чтоб на ужин, завтрак и обед…
Но всегда казался самым сладким
Крошечный довесок – сразу съесть!

Хоть и скудно, все же можно жить,
С голоду мы здесь не умирали.
Но страшнее не было беды,
Если люди карточки теряли…

Тогда хлеба целая семья
Вдруг лишалась, да порой на месяц!
А без карточек куска купить нельзя,
Даже грамма продавец не взвесит.

Мы забыли вкус простых вещей:
Колбаса, пирожное, конфеты…
Многие тогда из малышей
И названий-то не знали этих.

Сахар помню – в месяц триста грамм…
Был он желтый, сыроватый, липкий.
Раздели-ка триста грамм по дням
И прикинь теперь – ну, что там выйдет?

Сливочного масла всю войну
Я совсем, пожалуй, не припомню.
Получать жиры – в бутыль нальют –
Жарили на горьком, на хлопковом.

Лакомством казалось для меня
В дни войны подсолнечное масло –
Капельку налить и, посоля,
Черным хлебушком его замазать.

Нас не уговаривали есть!
Это нынче все без аппетита…
Нынче муки голода забыты.
Нам бы, как сейчас, тогда поесть!

             Б А Р А Х О Л К А

Барахолки…Ну, а как без них,
Если не торгуют магазины?
Дети – мы росли и в дни войны,
И одежки новые нужны нам.

Едем через город очень долго…
На кольце трамвайном – барахолка.
На окраине трамвайное кольцо,
Там толкучка, там-то купишь все.

Барахолки – детище войны…
Там меняли вещи, продавали,
Там сбывали те, что не нужны,
И, что нужно для себя, искали.

Все на свете продавалось там:
От галош до бронзы антиквара…
Вон цветного платья пестрота,
Там – военный китель, правда старый.

На газетке, прямо на земле,
Разложила пуговки старушка.
А вон там, приколот на стене
Детский коврик с вышитой лягушкой.

Вон в руках мелькают сапоги –
Кто-то мнет с сомненьем голенища.
Где же тут пальто, что нам нужны?
Продираемся в толпе и тоже ищем…

Замираю, да боюсь отстать,
Засмотревшись на большую куклу,
Бесполезно о такой мечтать,
Денег нет, и все равно не купим.

Все здесь есть – для всех, на разный вкус!
Только цены… Ох, уж цены эти!
Если хлеб, то булка стоит тут,
Страшно слышать, что-то рублей двести!

Чтоб понять, что это за цена,
То сказать придется для сравненья,
Что зарплата мамина была
Лишь четыреста… Такие были цены!

Бродим, ищем уж не первый час…
Все смешалось, как в калейдоскопе:
Крик и шум, и слякотная грязь…
Мы измучились уже, устали обе.

Наконец, нашли одно пальто,
Сторговались кое-как, купили.
Большевато правда, ну и что?
Мама постаралась, перешили.

     Д Е Т С К И Й  С А Д

Стало нынче несопоставимо:
Детский сад – и деревянный дом.
Но тогда, в войну, когда росли мы,
Было – я сама росла в таком.

До войны был теплым и уютным.
Было в нем тогда всего три группы,
В дом вели ступенчатые сени,
Да весь двор тонул в кустах сирени.

А в войну добавили пристрой…
Прибывали в город ребятишки,
Не вмещались больше… Вот излишки
И нуждались в комнате такой.

Мы тогда еще не понимали,
Отчего в саду похолодало…
Даже в тихий час в свою кровать
Не хотелось нам ложиться спать…

Так боялись к беленькой простынке
Прикоснуться голенькой ногой;
Под одеялком тонким мерзла спинка,
Сон не шел в постельке ледяной.

Помню, как нас каждого одеялом
Добрая старушка укрывала,
Подвернет кругом и учит спать,
Чтобы теплой норки не сломать.

Вот лежим, боясь пошевелиться,
Под одеялком все же чуть теплей,
Но не спим, а лишь, смежив ресницы,
Ждем, чтоб нас будить пришли скорей.

Чем в саду кормили, помню мало,
Только помню очень хорошо,
Как на завтрак кашу нам давали
С масляным в срединке озерком…

С края кашу ложкой подгребая,
Мы почти что всю ее съедали,
Чтобы под конец, одним глотком,
Скушать вкусный холмик с озерком…

Навсегда запомнила игрушки –
Их учила делать та старушка,
Что в войну пришла в наш детский сад
С нами управляться помогать…

Удивительно она была добра,
Золотые видно были руки!
С ней-то мы не маялись от скуки,
Моментально всем нашла дела…

Мастерили куколок из ниток,
Кисточку на пряди разделив,
Носик, глазки – это можно вышить,
И одежки крошечные сшить.

Мебель куклам делали из спичек,
Тонкие картоночки – бока…
Видно с этих пор вошло в привычку
Находить занятие рукам.

Но совсем уж было нам раздолье,
Когда вместе с ней, под Новый год,
Мастерили мы наряды елке –
Кукольный бумажный хоровод.

Из пустой скорлупки от яичка
Выходила хрюшка или птичка,
Иль Петрушка в ярком колпачке,
Или гном с фонариком в руке.

Клеили на ниточку флажки,
Из цветных полосок бусы – цепи…
Как же это нужно было детям,
Все, что вышло из-под их руки!

И спасибо всем, что в Новый год
Мы в саду так весело плясали!
Эта елка – сколько в ней забот
Добрых женщин с умными руками.

     Г О С П И Т А Л Ь

Когда-то был большой и шумной школой
Стоящий в переулке светлый дом.
Теперь он замер. И толпы веселой
Пожалуй долго не увидишь в нем…

Здесь госпиталь. К нам, в тыл с фронтов везут
Всех, у кого тяжелые раненья.
Здесь гипс, бинты и кровь… Страданье тут…
А мы сюда идем для выступленья.

Я помню, как не раз наш детский сад,
Умыв нас, приодев поинтересней,
Водили в этот госпиталь подшефный
Для раненых бойцов концерт давать.

Как осторожно школьным коридором
Входили мы в обычный светлый класс…
Но только парт там нет, с больничных коек
Встречали в классе раненые нас..

Мы им смешно, нестройно пели хором,
Стихи читали громко о войне…
В палату из соседних коридоров
Входили потихоньку, встав к стене…

Скрипели осторожно костыли…
Чтоб не спугнуть нас, люди не стонали,
А мы для них старались, как могли,
И весело « под занавес» плясали.

Нам громко хлопали от всей души,
Нехитрые совали всем гостинцы –
Кусочки сахара – поешьте, малыши!
Возьми-ка, дочка, малость угоститься…

Нельзя нам брать, не обижайтесь, дядя!
А он слезу смахнул, в глаза не глядя…
Да как понять, что он не от обиды,
А что детей без слез не может видеть…

Что где-то может и его семья
В тылу врага, и может быть погибла…
Ведь с первых дней войны все нет письма,
И год почти, как он семью не видел.

          Д И С Т Р О Ф И Я

Еще в садике, я помню, в дни войны
Услыхала слово «дистрофия».
Дети – ленинградцы к нам пришли,
Вот о них-то так и говорили.

Но и мы тогда от тех детей
Тоже ведь не слишком отличались.
Непонятно было, кто бледней,
Да и ребрышки у всех тогда торчали…

Помню, что костлявых малышей
Мы тогда «дистрофики» дразнили,
Глупыши, не зная правды всей
О болезни страшной – дистрофии.

Точно не скажу я и сейчас,
В чем ее особые приметы –
Бледность, слабость, синева у глаз
Да до нормы не хватает веса.

Вероятно что-то там еще
В детском организме происходит…
Помню, врач посматривает все
На худышек, что тихонько ходят.

Начиналась страшная болезнь
Постепенно, от недоеданья…
День за днем, и можно ослабеть –
Тихое, но страшное страданье…

Но тогда, хоть были мы худы,
Дистрофией все же не болели.
Как все дети, были мы шустры
И любили прыгать или бегать.
               
Но однажды летом мне пришлось
И голодный обморок увидеть –
Человек упал и встать не мог,
Обессилел – это дистрофия.

Горестно стоял вокруг народ,
Кто что смог, из дома притащили:
Кто кусочек хлеба, кто творог,
Кто картошку…Все помочь спешили.

Только вот голодному нельзя
Сразу же давать так много пищи…
Дистрофия - каждый тогда слышал,
Только как помочь, никто не знал. 

           М У З Ы К А Л К А

Жизнь не остановишь…Пусть война,
Но растут без остановки дети.
Вот и для меня пришла пора
Думать, кем же буду я на свете.

И тогда, в разгар войны решать,
Как же, поступать мне в музыкалку?
Если с детства в школу не отдать,
Все упустим, после будет жалко…

Да и мой отец всегда хотел,
Чтоб училась в музыкальной школе,
Сам он был талантливым, веселым,
И играть на всем умел, и пел.

Решено.Экзамен позади.
Приняли.Уже идут занятья…
На урок из садика идти
Надеваю чистенькое платье.
               
Ростиком я так была мала, -
Все мы так росли, недоедали, -
Что мне папка с нотами была
От плеча – колени доставала.

Но азы так в музыке трудны,
Не справлялись слабенькие пальцы…
Клавиши рояля холодны,
Даже страшно к ним и прикасаться.

Ведь и в музыкалке, как везде,
Был в ту пору просто лютый холод…
И попробуй долго усидеть,
Если судорогой холод руки сводит.

Только все же все уроки шли,
И звучали сонатины, гаммы
Из-под слабой маленькой руки…
Я учусь – мы так решили с мамой!

        К А Р Т О Ш К А

Сильно бедовали первый год –
Город рос, продуктов не хватало…
Поняли, что нужен огород,
И весной весь город раскопали.

Все газоны, пустыри, площадки
Было решено перекопать,
Поделить всем поровну на грядки
И картофель семенной достать.

С этих пор на много лет пошло –
Как весна и лето – огороды…
Только снег сошел, и припекло,
Так у всех крестьянские заботы.

И у нас, как и у всех в войну,
Тоже была грядка, где-то с сотку.
И мы с мамой каждую весну
Там садили редьку и картошку.

По краям воткнем бобы, горох,
Где-то репку, лук, чуть-чуть моркови –
И все лето этот огород
Щедро витаминами нас кормит.

Но само, конечно, не росло…
Не сходили с наших рук мозоли,
Ведь копали сами и пололи –
Непривычно было ремесло.

В зной полить бы…Только из колодца,
Как теперь из шлангов  , ведь не льется.
Значит нужно ведрами тащить,
Хоть из лейки огород полить.

И детишки, только подрастали,
Тоже в огородах помогали.
Даже самый маленький народ
Знал свою заботу – прополоть.

Но зато для всех была наградой
Осень. Убраны все гряды,
Урожай засыпали в мешки –
Значит зиму можно уже жить!


Не прожить бы, если б не картошка
Во всех видах, летом и зимой!
Это была главная кормежка,
Так и говорили – хлеб второй!

Экономили, чтоб до весны хватило,
И варили, в основном, в «мундирах».
И лишь только для заправки супа
Тоненько ножом срезалась шкурка.

Было лакомство у нас военных лет –
«Рябчики» - мы прямо на плите
Тоненькие ломтики картошки
Жарили, чтоб запеклись немножко…

Их съедали тут же, у плиты,
С пылу – с жару, обжигая пальцы,
Только нужно было посолить,
Чтоб уже и вовсе наслаждаться.

Или мама по воскресным дням
Жарила оладьи из картошки,
Вымоет, натрет в большую плошку
И на постном масле жарит нам…

Брызгались, отчаянно шипели,
Аппетитно краешки хрустели –
Не было вкуснее ничего
Вот таких воскресных дирунов!

А потом, уже после войны,
Мы однажды с мамой дируны
Тоже вздумали разок себе нажарить,
Чтоб потешить лет военных память…

Оказалось вдруг совсем не то…
Съели сгоряча по две – три штуки,
Больше не хотелось. Вот ведь что –
Все казалось вкусным с голодухи.

           В О Д А

Кто сейчас из нынешних ребят
Знает, что такое коромысло?
Или как в колонке воду брать –
Даже слов таких не знают смысла.

Вон, в домах воды полным-полно,
Кран открой, она рекой польется.
А попробуй принести ведро
Из колонки или из колодца…

Воду мы таскали на себе.
Летом ничего, хоть и не близко,
Только она плещется в ведре,
Может в тапки невзначай налиться.

А зимой? Вот тут уже беда:
Все обледенело, все залито…
Тротуар – сплошная корка льда,
И не чищен он, и не посыпан…

Тут, чтоб эту воду донести,
Краешком тихонечко крадешься…
Как еще дорогу перейти?
Рельсы там, трамвай с горы несется.

Знаешь, сколько весят два ведра,
Если их тащить на коромысле?
Ну, а чтоб помыться, постирать?
Тут не станешь воду лить без смысла.

Я, когда немного подросла,
Начала носить по полведерка,
Вместе с мамой на колонку шла,
Тоже с коромыслом, как ведется.

Так вот каждый день разок иль два,
День за днем и долгими годами…
Подсчитать, так целая река
Перенесена домой руками.

            Б А Н Я

Это нынче в ванне хоть замойся!
Есть холодный кран, горячий кран…
В баню ходят больше из пижонства,
А в войну бы не прожить без бань.

Даже там, где в доме были ванны,
Зачастую не было воды –
Тоненькой струей текла из крана,
Чаще под покровом темноты.

А порой и вовсе, капля к капле,
За ночь и ведра не наберешь…
Да и зябко было для мытья-то,
Поневоле в баню сам пойдешь.

Были бани самым теплым местом
В тыловых продрогших городах,
Шли сюда помыться и погреться,
Хоть и маялись в больших очередях…

Очереди в тех военных банях –
То совсем особый разговор!
В них томились долгими часами,
Заполняя вход и коридор…

Женщины да маленькие дети –
Море плеч и спин, голов, платков…
Но никто не сетовал на это,
Хоть вздыхал, да был стоять готов.

Хорошо еще, если с вокзала
В баню не придет солдатский полк,
Вот тогда-то вовсе замирала
Очередь на несколько часов.

Продвигались тихо, по шажочку,
Терпеливо ждали номерков…
И бывало, Что из бани ночью
Возвращались под домашний кров.

Но зато какое же блаженство:
Теплый пар, горячая вода –
Можно вволю нынче отогреться
И отмыть костлявые бока.

Среди мыльных спин, густого пара,
Гулкий шум и громкий детский рев,
Это если мыло попадало
Нам в глаза или открытый рот.

И пускай так тесно на скамейках,
Что буквально некуда присесть,
Да зато воды здесь, хоть залейся,
И жара, что вмиг вспотеешь весь.

После бани пили газировку –
С чем то удовольствие сравнить?!
Выйдем – на морозе пар валит,
Лоснятся распаренные щеки…

Как-то не боялись после бани
Выводили на мороз детей.
Шли пешком, блаженно отдыхали
И дышали будто кожей всей.

            Е Л К А

Все же, между горестей и бед,
Были и счастливые минуты.
С детства до сих пор я не забуду
Первый яркий елочный билет.

Нынешних детей не удивишь,
С самых ранних лет привыкли к елкам.
А в войну нас маленьких, голодных
Так не трудно было удивить.

В самый тяжкий, грозный год войны,
Когда тыл все делал для победы,
Люди все ж возможности нашли,
Чтоб устроить этот праздник детям.

Теплый зал огнями весь залит,
Елка светится, переливаясь ярко, -
Лишь сейчас мы можем оценить
Щедрость новогоднего подарка…

Ведь кругом на улицах мороз,
Ни в домах, ни в школах не согреться,
Будто все тепло отдал народ
Этим детским елкам, отдал сердце.

Музыка, тепло да яркий свет –
Одного бы этого хватило,
Чтобы яркий елочный билет
Сделал хоть кого из нас счастливым!

Но вела Снегурочка детей
Сказочным чудесным лабиринтом,
Где шипел на нас трехглавый змей –
Окрестили мы его «фашистом».

И коварно старая Яга
В печь кого-то заманить пыталась…
И метель нам путь перемела
В темный зал, где елка зажигалась…

Наконец, когда она зажглась
В праздничном своем великолепьи,
Знаю, не одна я замерла,
Все мы чуть от блеска не ослепли!

Был спектакль, был добрый Дед Мороз.
Под баян водили хороводы.
Зал сверкал, как дивный зимний грот,
И стоял киосочек у входа…

Там, в бумажном небольшом кульке,
Всем впервые выдали подарки:
Яблочко, печенье да конфет
Штук пять-шесть всего, в обертках ярких.

Да по тем голодным временам
Это было целое богатство!
Хоть и шла жестокая война,
Детям все ж так нужно улыбаться.

       П Е Р В Ы Й  К Л А С С

Зенит войны был – сорок третий год,
Когда и я пошла впервые в школу.
Сейчас мы в первый класс детей ведем
С букетами, торжественных, веселых.

А сорок третий – был суровый год,
Ведь о победе только лишь мечтали…
И тем, кто в школу поступать идет,
Тогда букетов пышных не вручали.

И мама меня в школу не вела
За ручку, как теперь ведут под марши,
А я сама впервые в школу шла,
Одна, с соседской девочкой постарше.

Запомнилось, вели впервые нас
В наш класс по гулким коридорам…
Казался он огромным и просторным
На три окно обычный школьный класс…

Парты рядами, черная доска
И марлевые шторочки на окнах.
Нет, как теперь, картинок на стенах,
Да кое-где побиты в окнах стекла.

Я помню, как сейчас, свой первый класс:
Все девочки – ведь школа была женской –
Как долго там рассаживали нас,
А все кому-то не хватало места…

Немудрено… Здесь тыл, и в города
С заводами и семьи прибывали,
Да половину школ в госпиталя –
Война, куда же деться? – превращали.

И вот ряды наклонных школьных парт
Порой забиты были до отказа…
Сидело нас за партой трое сразу,
Ведь как-то надо было всех вмещать!

А если все же не хватало мест,
Тогда вводили в школе третью смену.
И допоздна горел неяркий свет,
Уроки шли, звенели перемены…

Сейчас есть все для школы у ребят,
А нам тогда мечтать лишь приходилось,
Чтоб где-то взять приличную тетрадь,
Да чтоб учебников еще на всех хватило.

Тогда, с трудом бумаги раздобыв,
Сама мне мама делала тетрадки –
Нарежет, разлинует, ниткой сшив,
И обернет газеткой для порядка.

Достался мне потрепанный букварь
В наследство от двоюродного брата,
Зато он мой, в нем все видны слова,
Хоть порван, мы подклеили заплатки.

А если книги не было своей,
То нам в библиотеке выдавали
Всего одну на несколько детей,
Живущих рядом во дворе, квартале.

А где взять краски и карандаши?
Ведь и плохих, и то не продавали…
Мы, помню, с мамой целый клад нашли,
Когда подполье в комнате копали… 

Когда-то видно раньше здесь была,
Скорей всего, старинная контора,
И вот, скатившись может со стола,
Карандаши валялись здесь, под полом.

По тем военным скудным временам
Я набрала там целое богатство
И. экономя, всю войну жила,
Был у меня, на диво, даже красный,

Чернила помню: ведь тогда писать
Чернилами в тетрадях приходилось.
Чернилки мы с собой тогда носили,
В портфеле в уголочек затолкав…

Или снаружи, в маленьком мешке,
Чтобы в портфеле не облить тетрадки.
Да и портфели были не у всех,
А сумка из мешка на длинной лямке.

Старательно скрипел весь первый класс
Тогда железным перышком в тетрадках –
Цепляется перо, идет не гладко…
Чернила капнуть могут …Сколько клякс!

А сколько ж слез от этих огорчений,
Пока-то мы научимся писать…
Сейчас все проще, и таких мучений
Теперешним детишкам не узнать.

Когда зима, на улице морозно,
А в школе батареи. словно лед,
В пальто сидели, чтобы не замерзнуть,
Ведь изо рта, дохнешь, и пар идет…

Писать бы надо, только вот чернила,
Пока мы в школу шли, уже застыли
И не оттаивают все никак сейчас,
Хотя стоят на парте целый час.

Да, шла война…Всем было тяжело.
Не помогали мамы нам учить уроки.
И все же мы учились хорошо,
И этим тоже помогали фронту.

         С О С Е Д И

Почему-то нет сейчас дворов,
Нет заборов, все вокруг открыто…
И ушло из жизни, позабыто
Доброе соседское родство.

Мы сейчас так замкнуто живем:
Дом – работа – магазины – дом…
Зачастую, даже те, кто рядом,
На одной площадке, не знаком…

Под замком сидим в плену квартир,
Вечером уставясь в телевизор,
И экран нам заслоняет мир,
Тех, кто рядом, мы почти не видим.

А в войну, я помню, каждый двор
Жил своим особым коллективом.
Не был здесь тогда чужим никто,
Хоть совсем различны люди были.

Старый дом – там были не квартиры,
А лишь комнаты, где наши семьи жили.
Двери выходили в коридор…
Тесно жили, но зато без ссор.

Днем дверей совсем не запирали,
По-соседски каждый мог войти,
И всегда друг друга выручали,
Помогали, если чем могли.

Помню, как в военные года,
Если долго нет с работы мамы,
И соседка покормить могла,
Хотя тоже голодали сами.
               
И погреться пустят у огня,
Потеснившись у своей буржуйки,
Лишь пошире дверцу отворят
Для тепла у маленькой печурки.

Вместе пережили всю войну,
Замерзали вместе, голодали…
И большую дружную семью,
А не просто двор напоминали.

Горе было общим, если в дом
Приходила с фронта похоронка.
Радость, если кто-то из отцов,
Хоть калекой возвращался с фронта.

Сколько лет прошло уж с той поры…
Дом снесли, разъехались соседи…
Но и нынче рады, как родным,
Если кто-то навестить заедет.

          В О  Д В О Р Е

Как сказать, какими были мы –
Дети тыла той поры военной?
Мы росли, хоть были голодны,
И любили прыгать или бегать.

По весне, лишь только снег сойдет,
Двор чуть-чуть подсохнет, станет гладким,
В штандр, в лапту играли или в прятки…
Принимали всех, кто к нам придет.

В классики играли на земле –
Во дворе ведь не было асфальта.
Прыгали, как в цирке, на доске,
Когда подлетают сделать сальто.

Мячиком играли у стены,
Мячик у меня был черный, гладкий,
Крошечный – с кулак моей руки –
Им играли в тройки и в десятки.

В моде тогда были «  нагонялки» -
Мы без передышки на скакалке
 Прыгали до первой же ошибки…
Могли тысячу нагнать, да с лишком…

У мальчишек были самокаты –
На подшипниках гремучих, из досок,
С треском их гоняли по асфальту,
Не жалея пяток голых ног.

Дружно все играли в городки,
В чижика, подкинув легкий ромбик…
Много было коллективных игр
Вместе у мальчишек и девчонок.

        П И О Н Е Р С К И Й  Л А Г Е Р Ь

Всем привычный пионерский лагерь
Был когда-то вовсе не таким…
Вон сейчас на мачтах реют флаги,
Корпуса шеренгой у реки.

А тогда, в войну, для нас снимали
Просто избы в небольшом селе,
И, уж как придется, размещали
По отряду нас в одной избе.

Да еще изба была столовой:
Длинные дощатые столы,
Хоть белы, да не покрыты, голы;
Вдоль столов – длиннющие скамьи.

В лагерь нас везли в грузовиках,
Даже без скамеек, голый кузов –
Мы сидели на своих вещах,
Крепко уцепившись друг за друга.

Нынешним ребятам расскажи,
Так, я думаю, поднимут на смех…
А для нас наш лагерь в дни войны
Был неописуемо прекрасным!

Небольшая мачта, алый флаг
Посреди зеленой тихой улицы.
Правда, по линейке бродят курицы,
И слышно мычание телят…

Но зато для нас, для горожан,
Сразу за деревней – лес душистый,
Да за лугом, где трава свежа,
Озеро синеет неба чище.

Нас будили горном по утрам,
На линейку выводили строем…
И взвивался к небу легкий флаг
Вслед за четким барабанным боем.

Интересно было, все впервой –
Лес, купанье, первые походы,
И костры до неба над рекой,
Солнечные зябкие восходы…

Помню, как водили нас «пастись»
В лес, на земляничные поляны –
Ели там, с собой еще несли,
Чтобы съесть в столовой со сметаной.

Еще был концерт и карнавал
На лесной ромашковой поляне…
И в секрете свой костюм держал
Каждый до вечернего гулянья.

Да, в войну наш лагерь был таким –
С нынешним, конечно, нет сравненья!
Но зато мы были там сыты,
Был он для детей в войну спасеньем.

        П Е Р В Ы Е  С А Л Ю Т Ы

И сейчас, когда гремит салют,
Улицы запружены народом…
В День Победы семьями идут,
К площадям стекается весь город.

И считают дружно каждый залп,
Лишь взовьются яркие ракеты…
И шальное, громкое «Ура!»
Радостной волной взлетает вслед им.

А тогда, в войну, как описать
Первые военные салюты?!
Киев отвоеван! Харьков взят! –
Здесь тылы рабочие ликуют.

Пядь за пядью армия брала
Нашу, кровью залитую землю,
Отбивала наши города…
Залпы эти – в честь освобожденья

Разрывая неба черноту,
Небывалым радостным букетом,
Веером взмывали в высоту
С дымным светлым шлейфиком ракеты.

Рассыпались радужным цветком,
Предвещая близкую победу,
И вселяли новую надежду
С каждым ярким в небе огоньком.

Невозможно, не с чем мне сравнить
Тех салютов самых первых радость!
Шли еще жестокие бои,
А победа все же приближалась.

          П Л Е Н Н Ы Е

Уж скоро, скоро и конец войне!
По всем приметам это замечали:
Вон – пленные, колоннами их гнали –
Обросшие, оборванные все…

Я с детства помню даже цвет шинелей
У жалкой распоясанной толпы –
Зеленоватый чуть, змеино-серый,
И ненавистный всем до тошноты.

Тут бывшее фашистское зверье,
И к детям-то не знавшее пощады,
Теперь покорно и смиренно шло…
Ох, как мы ненавидели их, гадов!

Их бледно-водянистые глаза,
Их щеки с рыжеватою щетиной…
Нам волю дай, готовы б растерзать,
Но лишь со злостью швырнем камень в спину.

Но под конвоем, здесь, по мостовой
Они плетутся, шаркая ногами,
С опущенной понуро головой,
Не смея с нами встретиться глазами.

В плену здесь хоть солдат, хоть офицер,
Они свои различья потеряли, -
Их гонят на работу. Пусть теперь
Помогут строить, если разрушали…

И строили: дорогу на Химмаш,
В войну под первый в городе троллейбус,
На Уралмаше строили дома
И возводили башню горсовету.

           П Р О Д У К Т Ы

Нет, не остывал боев накал,
Но катилась дальше, все на запад,
Долгая, жестокая война –
Ощущался в ней победы запах…

Это было видно по всему:
Вечерами дали освещенье,
Вовсе сняли шторы затемненья.
Ждали все победную весну…

В магазинах наших городов
Стало с продовольствием получше.
Стало появляться кое-что
Из забытых за войну продуктов.

Даже вспоминать теперь смешно,
Но одним из ярких впечатлений
Было, как мы нюхали с волненьем
Колбасы забытой круглешок…
               
Колбаса-то «Чайная» была,
Из вареных – самая простая,
Даже вижу – тонкая такая…
Мама из столовой принесла.

А еще попозже завезли
К нам американские продукты…
Это «фронт второй»  - шутили мы,
Получая те гостинцы в руки.

Как давно, а помню хорошо
Те американские консервы:
Белый лярд с картошкой дивно шел
Или просто на кусочек хлеба.

Помню, был душистый рыжий сыр –
Очень нежный, рассыпался крошкой,
Хлеб помазать, или часто мы
По комочку в рот таскали ложкой.

Или банки дивной колбасы –
Нежной, ароматной, со слезинкой,
С ключиком на дне, чтобы открыть,
И на банке яркая картинка.

Помню их тушонку, шоколад –
Маме все за донорство давали.
Оживали. Шла к концу война.
Все уже победы скорой ждали.

       П И О Н Е Р С К И Й  Г А Л С Т У К

Шел сорок пятый год, шел год победы,
Когда нас принимали в пионеры.
И хоть еще не кончилась война,
Не изменила ритуал страна.

И мы, как нынче, с нетерпеньем ждали,
Что заалеет галстук на груди.
И тоже обещание давали
На школьном сборе, стоя впереди.

А был тот первый галстук в дни войны
Из красного, но толстого сатина.
Тогда со смычкой галстуки носили,
Не связывая, как теперь, концы.

Мы все тогда ужасно огорчались,
Что этот галстук не хотел лежать –
Ведь кончики, как трубочки, торчали,
Закручивались, гладь или не гладь…

Уже, когда закончилась война,
И стали открываться магазины,
Вновь мирной жизнью зажила страна,
Мы с мамой галстук шелковый купили.

Под Новый год мы с ней пришли в Пассаж,
Был вечер, и светились ярко окна…
Тогда еще всего один этаж
Открылся в магазине для торговли.

Вот он в витрине – алая мечта!
Лежит, переливается на сгибах…
Но только стоит эта красота
Так дорого, что лучше бы не видеть…

Я точно помню, шестьдесят рублей
За этот галстук мама заплатила.
Но как гордилась я, как дорожила
Тем галстуком, что крови был алей!

     О Т Ц Ы  В О З В Р А Щ А Ю Т С Я

Помню, как еще в конце войны
Стали с фронта приходить отцы.
Те, кто был войною покалечен,
Кто без рук, без ног, кто изувечен…

Много появилось инвалидов:
То с одной ногой, на костылях;
Ну, а иногда идет, да видно,
Что с протезом, хоть и на ногах…

Движется, шагает понемногу,
Трость в руках, уже не костыли, -
Тяжело поскрипывают ноги,
Сапоги военные в пыли.

Ну, а много было и таких,
Что ни костыли и ни протезы
Были им уже и не нужны, -
Эти на колясках низких едут…

И пускай при этом от земли
Тяжело толкаются руками,
Все же живы и домой пришли,
И остались для детей отцами.

Ну, а если лишь пустой рукав,
Нет руки – так это не калека!
Жив-здоров, да на своих ногах…
Правда лучше, если нету левой…

Смотришь, то лицо обожжено,
И глаза под темными очками,
И не видит вовсе… Все равно,
Дети рады, что живут с отцами!

Помню, как вернувшись, те отцы
Кителей военных не снимали,
Словно нынче на параде шли –
Ордена звенели и медали,

        Д Е Н Ь  П О Б Е Д Ы

Как же ждали мы этого дня!
Мы так долго об этом мечтали!
Дни войны мы потом подсчитали…
А пока уже май и весна.

Всем, кто выжил в боях и в тылу,
Никогда не забыть Левитана –
Как ликуя, на всю страну,
Гордо слово «ПОБЕДА!» звучало…

Как тогда ликованья волна
От Москвы до границ прокатилась.
Как ждала этот миг вся страна –
Наконец-то победа, свершилось!

И на улицах всех городов
Обнимались счастливые люди –
Все, мы выжили! Больше не будет
Ни расстрелов, ни бомб, ни фронтов!

Наконец, под цветенье весны
Прекратятся метели шрапнели…
Наконец, возвратятся отцы,
Если только еще уцелели!

Сколько было улыбок и слез!
Все смешалось – и радость, и горе…
Ведь победа далась так не скоро,
Каждый день столько жизней унес…
               
Вот народ все идет и идет,
Заполняя знакомую площадь…
Уже вечер, и дождь с утра льет,
Ветер мокрые флаги полощет.

В черном небе прожектора
Так победно и радостно светят.
Льется музыка, пляшет толпа,
И снуют вездесущие дети…

Разрывая вечернюю тьму,
Расцветают букеты салюта –
Вновь и вновь! Люди плачут, смеются –
Все, мы выйграли эту войну!!!

         П О Б Е Д И Т Е Л И

Снова эшелоны, эшелоны…
Но теперь все только на восток!
Все в цветах и в зелени вагоны –
Непрерывный, радостный поток…

Едут победители домой…
Все, конец войне! Остались живы!
Мы с фашизмом бились всей страной…
Выстояли мы, мы победили!

Лето, солнце, музыка звучит
На открытой всем теперь платформе.
Что-то, улыбаясь, нам кричит
Лейтенантик в выгоревшей форме…

Помню, как на праздник туда шли
Каждый вечер женщины с цветами.
Вглядывались в шумные составы –
Может «моего» там провезли?
               
Часто напроход, без остановки,
Мимо нас составы с фронта шли…
Мы бросали прямо в двери, в окна
Наши немудреные цветы.

Но и те, кто никого не ждал,
Тоже приходили на вокзалы,
Вглядывались жадно в те составы,
Кто и похоронки получал…

Может все же жив… И может здесь,
Среди победителей найдется…
Иль случайно хоть получат весть,
Что он жив еще, еще вернется…

Сколько было радости и встреч
В год победы на таких перронах!
Сколько милых глаз и сильных плеч
В полевых обшарпанных погонах!

Все идут, мелькая, эшелоны…
Ждут их женщины – нарядная толпа…
Радости, надежды, счастья полны,
Ожиданья полны женские сердца!
       
           В Е Т Е Р А Н А М

Мы рады, что вы возвратились живыми!
Что снова над нашей прекрасной страной,
Над всей неоглядной, безбрежной Россией
Небо сияет голубизной!

Ведь вы, прошагав за войну пол-Европы
В распутицу, слякоть, в морозы и в зной,
От Волги пешком до Берлина протопав,
Всех нас от беды заслонили собой…

Мы вам благодарны – все матери мира,
Что дети сейчас не играют в войну,
Не плачут, пугаясь сирен или взрывов,
Сквозь ночь разрывающих тишину…

Что дети сегодня, сиротства не зная,
Не делят на дольки голодный паек,
Как в страшные годы, когда нарастая,
Лавина фашизма ползла на восток.

Поклон вам земной – всем защитникам нашим,
От всех матерей, от всех женщин страны!
Да светлая, скорбная память павшим
На залитых кровью дорогах войны!

              М И Р

Давным – давно закончилась война…
И взрывы, и салюты отзвучали.
Я так хочу, чтоб мир и тишина
На всей земле никем не нарушались!

Чтоб не теряли матери детей,
И не седели молодыми вдовы…
Чтоб возвращались живы и здоровы
Мужчины только с трудовых полей!

Пусть никогда вдовой не станет дочь,
И сын мой не возьмется за оружье.
Пусть в целом мире, всюду, день и ночь
Планета наша только миру служит!

                Марина Спирина