* * *
Несчастен тот, кто видит бурю
в глазах, когда они чисты -
в тот миг в сияющей лазури
утонешь ты, утонешь ты...
Но из какого-то далека,
еще не ведомы самой,
идут обиды и упреки
как тени радости иной...
И вздрогнешь раненною птицей,
взметнув на выстрел бровь-крыло,
чуть улыбнешься - загорится
сквозь пудру дальнее твое.
И ты сама уже не знаешь,
как в этой качке устоять.
Возьмешь журнал и зарыдаешь,
как в омут бросишься в кровать...
И будет дождик бить косою,
оставив осветленный луг.
И я немного успокоюсь
под шорох листьев,
шепот губ.
* * *
Обожжешь ты адом
простоты души
и уйдешь Арбатом
ночью: “Не ищи!..”
Засмеюсь, как с бубен
отряхая явь...
Хохотну безумно,
в поручни вцепясь.
Карусель с огнями...
Эй! не пропади...
Понеслись боками
стены, фонари...
Горести-шарады -
дальний частокол,
а в груди отрада -
небо высоко...
…В утреннюю стужу
все мосты спалю...
Грустную, чужую
снова полюблю.
Только бы из глуби
слово подняло...
А куда лечу я,
это все равно.
* * *
Я сегодня стихов не пишу
и от черного яда немея,
я возьму твое тело грубее,
жестким пламенем память сотру...
И пьянея полуночной властью,
твое ведьмино тело распну,
обрету я тревожное счастье,
проклиная тебя и судьбу.
И потом у немого порога -
я умру, вдруг пронзенный звездой:
до тебя мне далеко, далеко...
хоть и рядом, достать рукой...
* * *
Троллейбус наплывал...
И в нас звучали
аккорды, обвенчавшие вначале,
притихшие, мы музыке внимали...
И все же знали
что произойдет...
И ты вошла в разверзнутый пролет.
И я исчез.
А музыка светлела
и обретая явь,
она летела
над ритмами окон и площадей...
Куда везут троллейбусы людей?..
Пустые взоры... каменные лики.
Водитель,
так ли мы велики,
игрушкой заводной кружа?..
Я знаю: на конечной виража,
прислоненные к ветхому забору,
мы оживем в аккордах,
тех,
веселых...
Но наплывет троллейбус,
крайний, скорый,
с таинственным беззвучием дверей...
Куда? Зачем? от музыки - людей?
* * *
Как к земле, припадаю к тебе...
Никуда не хочу улетать,
полуостров ли? островок? -
не видать...
Все в тумане... Инстинкт ли ослаб.
Или что-то сильнее меня.
Никуда не хочу улетать.
Пропадать.
* * *
"Синий туман покрывается черным:
сын, неработа, безденежье, ты,
мне обещавший такие высоты, -
даже на праздник не даришь цветы.
Время уносит здоровье и силы,
серыми буднями кровь леденя...
Что же ты, милый, что же ты, милый,
так беспросветно оставил меня?.."
Милая, знай: нас разносит, разносит...
Выплывем вместе, недолго грести.
Вижу я свет, он сильнее, чем сносит,
ярче горит - чем темнее в пути...
Свет - из тебя.
И в размеренных буднях,
твердой рукою костер шурудя,
все я сверяю горящие клубни
с ясностью света в глазах у тебя...
Дальний тот свет, как большая обитель,
небо в озерах, неясный Орфей...
Пусть замурует тупой исполнитель -
это свободней, это сильней...
Выплывем, милая. В дальности бремени
то остается, что дали верно...
Только бы Боже оставил нам времени -
только одно, только одно...
* * *
Пылинкой светлою стиха
я унесу тебя в мгновенье...
Непостижима и легка
повисла ткань стихотворенья.
И буря времени и мглы
нас занесет в такие дали,
куда еще не залетали
ни наши ссоры, ни мечты.
И кто-то выпив в ранний час
стаканчик чая, скажет мимо:
“Смотри, как искренне и мило,
как будто бы совсем про нас...“
И озаренные стихи
нас выведут из дали мрака...
И будут лица их тихи
как тени облаков когда-то…
Все так же ветер будет гнать
осеннюю гнилую стужу...
И мы не будем им мешать,
и босиком уйдем по лужам...