На зеленые листья, на зелень травы
этот снег – как повязка на свежую рану,
как налет седины на шелом головы,
как святоше аббату – ученье Корана,
как сопрано,
влетевшее в бас-баритон,
как диез, превышающий низость бемоля…
Снег ударил в лица ноздревой камертон,
и настроил себя на знакомое поле;
и рассыпалась пыль щедрой бледности лун,
белой краской на картах твоих географий,
белой ложью – на правду, которой потрафил
всех неправд искупитель, восторженный лгун.
Не гневись, это просто такая стезя,
атмосферная чушь в изобарах мудрёных,
это просто игра, при которой нельзя
объяснять холода ароматом черемух.
В необъемлемой выси картинный мотив
мы глядим, не мигая, подставив осадкам
из пучины, доступной стрижам и касаткам, –
свои лица, в надежде, что снег долетит –
из красот, непомерных для блеклого дня,
из кружащихся хлопьев немыслимой каши,
посмотри, искупитель неправд, на меня,
на дела никудышные промыслов наших…