Я могу бросать мешки
И придумывать стишки.
Дохожу до «глюцинаций»
От бинарных операций.
Задыхаюсь в маске я,
Жизнь моя цементная!
Снова разум помрачился
И я «остихотворился».
Если брошу двадцать тонн,
Напишу «а ля Байрон».
Если двадцать тонн с запасом,
Значит нынче я – Некрасов.
Ну, а если тридцать тонн,
Значит я – Сюлли Прюдом.
Свыше ста мне выйдут боком,
Не смогу я как Набоков.
Если клиентуры нет -
Я сегодня просто Фет.
Если так себе день - средний,
Сочиняю, как Есенин.
День пройдет; в конце концов
Напишу, как Н. Кольцов.
Если мой напарник выпил,
Отгружать пора нам шифер.
Сам не пью я натощак,
Вот такой я Пастернак.
Дрянь не пью я спозаранку
(В детстве перенес ветрянку),
«Крыша» едет без колес
И гудит, как паровоз.
Берегу я свой «фигвам»,
Вот такой Омар Хайям!
Все равно нам будет мало,
Так зачем пить что попало?
Как учил Омар Хайям:
«С кем попало» - вредно нам.
Пить не много, но не мало –
Ich nicht trinken что попало.
Потому я – ни-ни-ни!
Вот такой я Навои.
К вечеру напарник – «в доску»:
«Не гони, слышь, Маяковский!
Не грузи, я ж не грузин.
Паспорт вынуть из штанин?
Здесь тебе не коммунизм,
Волком враз бюрократизм!
Скажешь, я не молодежь,
Что под шум, мол, и галдеж,
Опрокидываю сотку,
Заливая водкой глотку?
Не отец ты, я – не кроха,
Gut сейчас, а утром – плохо».
Опрокинул он чекушку –
Не поможет даже Пушкин:
«Дуб и цепь. Кот ходит кругом
И … лежит свинья под дубом.
Ест и спит, не видя снов», -
Ой, я, кажется, Крылов!
«Наломала дров свинья
И везет», - Некрасов я.
«Отвезем дрова мы в спальню,
А оттуда – умывальник,
Кривоногий и … никак», -
Так, я, кажется Маршак.
«А за ним выходит мама:
Это ноги у «Динамо».
Очень жаль, что наш «Спартак»
Не догонит их никак.
Что ж, «Динамо»,
Будь здоров!», -
Я – папаша Михалков.
«Он, качая головой,
Надевает шар земной», -
Вспомнился стишок мне детский,
Докатился – Вознесенский!
Кто же пил, я или он?
Если я, то он – Вийон.
Спит напарник без наркоза,
Кончен стих. Осталась проза…