Аид блестел, как только что вылизанная шерсть черного барашка и был бы совершенным негром, если бы не прямые и длинные волосы, неожиданно коричневые. Борода и усы у него не росли, что являлось загадкой для всего Олимпа. Глаза его огненно-красные, зубы белые, а ногти – жёлтые. На пальцах ног имел костяные когти, выкрашенные в пурпур. То есть, Аиду присущи цвета пяти основных рас, что позволяет считать его синтезом Четвертой Коренной Расы атлантов, от которых и произошли цветные народы Пятой.
«Умнейшая моя дурочка,– ответил на подозрение Аид,– от братца моего ты унаследовала тупость. Зачем, скажи, следить мне за тобой, и ревновать тебя? К кому, к теням? А скрываться есть от кого. Ты о них понятия не имеешь».
«О ком?»
«О сородичах наших. Не будь смертной среди нас, которую Пол грозит мне вывести отсюда, я бы вам поведал, кто мы есть на самом деле».
Внезапно для меня прояснились быт и жизнь богов довлеющих над нами. Ничуть они не волшебны, их могущество лишь в массе тела и секретах связи. И это всё, чем они преобладают над мелюзгой людскою. Они есть смертные, коль Геракл самого Аида при вратах подземных уметил остроконечником в плечо трёхгранным, тот, страдая пуще смертного, взвился на Олимп к врачевателю. А цепью приковать Арея, на целый год в темнице заточить? Киприду ранить? Кровь хоть и бессмертная, а истечёт, тогда насос сердечный к членам что погонит? Отдадим на волю случая отгадку, невозможно скрыть старость и болезнь, какими бы ваннами ты ни пользовал себя. Чувствовала, я близка к загробной тайне. А то, что жизнь души в посмертье продолжается и даже бесподобно браво, в это верят все, тут новостей не так уж много.
Аид пронзил меня пугливым взором, видать, что мысль перехватил. И то! Предупреждал же Полифем, что гласом сотрясать эфир бесплодно. Любая мысль кричит. Но не в слова слагается, понятием проходит.
Адонис против Персефоны щупленький подросток. Она – роскошна, меловая, лишь волосы чернеют на местах, где рассадил космический прообраз. Излишне самоцветами такое тело украшать. Подросток между тем ласкал воспитательнице груди, не сосанные ещё с рождения Загрея, растерзанного впоследствии титанами. Загрей от Зевса-Змея был зачат, когда подземкой правил великий Олимпиец ныне.
Бельё и полотенца наготове держал какой-то паж кудрявый в голубой набедренной повязке. На бордюр бассейна взлетел Аид, будто неведомая сила его выхватила из воды. За ним тем же способом переместилась Персефона, прижав Адониса к груди. Паж подал им полотенца размером с простынь каждое. Аид с супруги капли промокал, она – с Адониса. Завязав вокруг бёдер утиральники, гиганты ушли в боковую дверь, не сказав ни слова.
«Переоденутся – вернутся,– сказал мой одноглазый.– Примем ванну молодильную».
Полифем снимает с себя бараньи шкуры и сигает в воду, рассыпав веером фонтаны брызг. Следую за ним и ощущаю бодрость небывалую, восторг. Вокруг гиганта плаваю белым обмылком.
«Пол, откуда знаешь, что Йахве здесь и был он мужем мне?»
«Считаешь, глаз мне только для зрения?»
«А для чего ещё?»
«Провижу духовно. Недруга чувствую за несколько парасангов. А Одиссея проморгал, его Афина окутала магической волной. Ты спасла мне глаз».
«Не убивай его».
«Я смертных пальцем не касаюсь».
Взобралась Полифему на плечо и с криком нырнула. На крик явился Йахве. До сих пор разговоры в аиде велись мысленно. Голос мой встревожил эфирное пространство и возбудил бдительность стажёра. Начальник режима возникнул в маске, в которой я провидела его в «Житие Баала».
«Кто режим нарушил? – блеснул в прорезях глазами и узнал меня.– Ах, это отбросившая тень. Как смела раньше срока спуститься в Шеол?»
«Ты ростом мал, еврейский бог, чтобы грозно встречать Астарту,– съязвил Полифем. – Спроси меня – щелкан получишь. Дядя,– обратился он к Аиду,– ты слышал, как еврей твоё царство именует? Не безмолвием, а низшим миром, желудком. Будто ты глотаешь смертных. На твоём месте я рассказал бы правду о себе. Пусть мир узнает, что не чудовище ты, а назначенный Кроносом вечный царь вечного подземелья».
А Полифем умеет рассуждать, удивился Аид. «Назначенный Кроносом» и Зевс здесь не играет роли, он тоже «назначенный», также и Посейдон. Три независимых царства, три бога-царя. Не дублёр Зевса, а старший брат, хотя отец наш вовсе не Кронос, а Раса атлантов. И смертная, которую притащил зачем-то племянник, тоже не родня, а так договорились, сомневается, подозревает смутно в нас гигантов. Пол советует раскрыться Пятой Расе. А в итоге? Религиозная смерть, полная неразбериха на земле, атлантический уклад рухнет и снова Земле нужен будет муж, но правильный, чтобы не рожала уродов. Или завезут «рассаду» с Сириуса, опережая миллионы лет эволюции?
Аид одной фразой ответил на три мысли Полифема.
«Йахве не отвык от одеяла жизни и порядков царства Муту. Он кто? Еврей, привык к Шеолу,– это оговорка, прощается она. А разговоры вслух запрещены. Все души в шоке. Астарте показать, где писатели у нас возмездие проходят».
«Гомер на островах, встречалась с ним».
«Если бы один Гомер чесал язык о глину, его керамика терпела б. Сотни до него извели табличек гекатомбы, а правды ноль. И здесь, в посмертии, своей привычки не бросают, все стены исписали. Болезни хуже есть, но излечимы. Пришлось издательство открыть и на-гора, как будто, отправляем писательские черепки. Сознанья авторов понятье не вмещает, что эфир и материал не совместимы. Эфир в природе не дееспособен, материя инертна здесь. И пишут, и пишут, и эту грязь не выжечь и огнём. Уж нет давно правителей земных – их восхваляют, как заведённые машины, значки наносят на эфирный матерьял».
Полифем сказал царственному дяде: «Астарте жизнью я обязан. Герои всегда отсюда выходили, выйдет и она, иначе я не бог. К писателям имею пиетет, но лично не знаком. Богам людские письмена интересны лишь отчасти. И ты, уверен, не читал Гомера и Санхуни…»
«Пентаура, скажи,– прервал циклопа царь,– о Синликиуннинни слыхом не слыхал, а между тем, он староста писательского затвора. Ну, валяйте, к писцам, или на ужин?»
«Признаться, дядя, голодны мы крепко».
«То-то же, пища всех помирит. Прошу в банкетный зал, ведь бог пожаловал ко мне с подарком несравненным».
Вполне весомые блюда на тяжёлых золотых тарелях подавали гигантские официанты: говядина из стад Аида и рыба, рыба, рыба, океанская, речная и ручейная, креветки, криль, омары. Те виды, что редко смертные едят. Заметила, Аид ел мясо подводного ящера. Эфирный желудок не справился бы с ящерятиной. Вокруг маскарад, и даже Полифем не понимает того, что не бог он, а простой кузнец, и дядя просто царь, владеющий общением с душами, и способ этот древнее дяди, и кто-то его научил, или атланты с умением таким родятся. В таком случае, если богов не существует, кто вселяет души в нас? Мой риторический вопрос повис в эфире.
Вдруг слышу: плоть рождает душу, из каждой микрички тела выделяется её двойник эфирный. Тело удерживает двойника определённой живой связью. Как только, так сразу сюда.
Осмотрелась. Председатель Страшного Суда Минос подмигнул мне. Он сидел в компании Эака и Радаманта. Минос брат Радаманта, и я послала ему мысль о судьбе третьего из братьев – Сарпедона.
«Счастлив узнать благую весть. Кичливый грек наказан братом,– в виду имел он Диомеда.– Как бой происходил?»
«Скоротечно. Копьём навылет в глаз Сарпедон фракийца мощного уметил. Твой брат две мощи получил, от Аполлона и Киприды».
«Я друг тебе, Астарта, и Радамант своё благоволенье посылает. Аид не властен над судом, мы волю Зевса выполняем. А то, что здесь не боги собрались, о том забудь и думать. Твоя догадка пользы не содержит, и от людей схлопочешь много горя».
Мне ль не знать безжалостность «святых отцов» всех уровней.
«К Святой триаде имею просьбу».
И поведала богам идею святого младенца, идею снятия запрета на роды вышедших в отставку жриц.
«Запрет на роды жрицам не боги наложили, а повитухи. Жрицы беременеют, хоть принято считать, что нет. Беременность им прерывают, и это плохо. Нужно, чтобы рожали до отставки, но это аморально, так как неизвестен отец. Кормить сирот не возьмётся ни один правитель, их без жреческих детей полно. Храмы тоже воспитывать детей не будут, так как жрицы должны работать нижним местом, а не няньками сидеть. Если правители устроят сиротские дома не только для «святых младенцев», а для всех, тогда нет причин не рожать».
Минос отнёсся к моей идее прохладно. Усмотрел в «святом младенце» нового бога, а в матери его – «божью матерь».
«Ты затеяла игру ради себя. Признайся, что есть у тебя дитё на стороне, и оправдать его не знаешь как. Младенец перерастает в бога уже с пелёнок. А все боги уже ангажированы, разобраны по храмам, святых же младенцев появятся тысячи. И что же, целые города нужно будет построить новым богам? Люди не прокормят тьму жрецов, им льна на ризы не достанет. Как бы мягче выразиться: свою проблему реши, как и до тебя её решали – младенца нужно скрыть».
На ужин Йахве запоздал, другой слуга подал ему другую пищу. Не снимая маски, стал есть эфирные бананы, пить нектар и грудки рябчиков в оливковой подливе. Надо здесь сказать, как после я узнала, что леса, плоды и дичь: все лишь отраженье земных предметов. Тени их едят, но на земле они не исчезают, а лишаются привычного вкуса, становятся условно-съедобными, весь аромат, двойниковая субстанция, поедается «душистыми» в аиде.
«Преклонись и поклонись, блудница,– прорезал мой духовный слух скрипучей речью Йахве, произнесённой бараньим языком.– Вернёшься на поверхность и проведёшь воинство Моё, еврейские полки, по Ханаану с юга на север и с востока на запад. Соблазни Ашахебуседа, а Рамсесу пригрози повторением десятой казни1, искуси их на захват Палестины. И станешь богородицей. Не слушай племя уходящее, ибо его время кончилось».
«Дай слово на табличке»,– попросила его.
«Немую речь враг рода человеческого легко переврёт. Письмо тленно, Слово вечно. Боги, с которыми беседуешь, фальшивы, ибо извергают из себя дерьмо. Их тартар ждёт. Предшествующие боги, боги атлантов, создали исправную ловушку».
«У меня появилась мысль: пока не поздно, в эту ловушку следует поместить тебя».
«Во-первых, в твоей голове ничего не появляется, пока я туда не помещу мысль для обнародования; во-вторых, механизмом ловушки управляют посвящённые в тайну тени, которых смертные заставить не могут».
«Не могут сегодня, смогут завтра».
«Наше завтра уже прошло. Будущее начинается в день рождения, это пик, далее жизнь уходит в прошлое, как сматываемая в клубок нить. Мы видим, где на нити может завязаться узел, и вовремя распутываем его».
Надо признаться, что после посещения царства мёртвых, я стала безбожницей. Йахве не раз галлюцинировал мне из аида: «Отверг тебя Навин и справедливо. Имя Господа отвергла ты, сказав самой себе: «Астарта я, царица Финикии».
Я тут же к Святой триаде обратилась за способом доставки меня в Аравию.
«Это в наших силах,– сказал Минос.– Завтракать будешь с шейхом».
«Позвольте, как это возможно? И другое, посмертные занятия писателей хотела я узнать и тартар навестить».
«Не всякие хотения выносит моё терпение. Побывать в пещере писцов ты ещё успеешь, а в тартар пропуска не выдаются. Радамант, проведи, пожалуйста, Астарту к душевным террористам. С твоего разрешения, царь»,– Минос поклонился Аиду.
«Да, да, я обещал».
Преданный Полифем за нами увязался, несмотря на реплику Радаманта, что смертная под эгидой триады. По узкому для атлантов штреку, освещённому не пойму чем, будто светильниками, но без пламени, попали в зал на сотню спальных мест и столько же столов, заваленных глиняными табличками и свитками папирусов. Для некоторых предметами письма служили скалы и долота,– всё, естественно, эфирное.
«"Я хочу вступить в горы кедра, я хочу установить мою славу; в местах, где превозносятся имена, я хочу превознести моё имя, в местах, где не превозносили имен, я хочу превознести имена богов". – Заклинал души усач, усы которого охватывали широчайшую зубастую челюсть и сворачивались кольцами под подбородком. – Такой пафос следует вкладывать в строфы!»
«Позор! – Выкрикнул, вскочив на стол, длиннобородый в вывернутом тулупе из овчины.– Для чего сей пафос? А для того, чтобы убить сторожа кедрового леса, поставленного для гонения воров теми же богами, имя которых хочет превознести твой Гильгамеш. Мы любим тебя, Синкли, но ты зарвался. Требую для тебя пять плетей. Можешь откупиться усами».
Тут же предложенное наказание проголосовали, и председателя загробного союза писателей растянули на столе. Исполнил акцию длиннобородый, уж выложил, или вложил он душу в удары: «Если тебя первого откопали, то тебе всё позволено? – рраз! За то, что уцелел в потопе – дваа! За то, что даже в преисподней превозносится имя Синкли – трри! За то, что пишешь «Гильгамеш-2» – четыре! И пять! – просто так».
Истязаемый рычал, плевал и кусался. Отпущенный палачами, он ухватил длиннобородого за бороду и боднул его лбом в лицо. Странно, полилась из носа кровь.
«Герои чудовищ убивали! – Кричал пиит.– Сейчас докажу,– и снова боднул оппонента в зубы.- Гильгамеш не простой воин, а богатырь – трри! – И боднул оппонента в челюсть. Намотав бороду на кулак, потащил его к писателю с пикой, пикетировавшему на скале рассказ в рисунках. Выхватил у него кремнёвое стело и протянул его оппоненту.– Долби: старейшина общины должен разделить любовь с землёй, старейшина общины ложится наг на поле, старейшина общины грызёт-целует землю и делает с ней то же, что с женой. Вот где образ, вот где поэзия, балбесы! Всем, кто голосовал за плети, по пять ударов!»
«О боги! Зачем им память и вечные терзания?! – Мысленно воскликнула.– Как попал сюда этот заклинатель? Он в царстве Эришкигаль покоится уж десять веков».
«Бог евреев выхлопотал эту тень».
«А кто телесные побои ввёл?»
«Он же. Но не телесные, где видишь тело?»
Тут нас заметила безумная братва. Похоже, великанов ещё не представляли им.
«Таков Хумбаба ростом,– сказал заклинатель, указав на Полифема. Досталось и Радаманту: – а дикий Энкиду1, как этот».
«Расселим по баракам»,– решил судья.
Писцы упали на колени.
«Могучий и справедливый, помилуй нас. Вместе мы забываем вечность»,– взмолился староста.
«Впрочем,– согласился Радамант,– как решит начальник режима. По своей части он профессор».
Отличительное слово мне было непонятно, и член Страшного суда пояснил, что это следует разуметь, как высший наставник.
«Тогда хоть порку отмени».
«В среде писцов она не отменима».
На обратном пути по штреку пояснил: «Запретим плети, станут откусывать уши, выкалывать глаза и более страшное членовредительство применят. Это же психдиспансер».
На ритуальной площади аида нас ждало огромное лиловое блюдце с креслами под прозрачной полусферой. Колпак делился ещё на половинки, которые сдвигались одна за другую.
«Носитель ждёт»,– сказал Радамант.
Нас провожали Аид с Персефоной, Минос с Пасифаей, той самой, которая изменила ему с быком и родила Минотавра. Аид вручил мне табличку с приказом Рамсесу вести еврейские полки против народов моря и сказал при этом, что на ней нет подписи Осириса, а без его указа фараон может не послушать бога другого региона. Нужно навестить елисейские поля и завизировать письмо у Осириса.
Эта задержка будет стоить мне завтрака с шейхом.
Кресла на блюдце заняли Полифем и я, экипаж состоял из двух атлантов. Они обряжены в сверкающие скафандры. Половина полусферы заняла своё место, и мы зависли над крепостью Аида. Мгновение, и столица подземного царства исчезла из вида.
Не успев осмотреться, как развитая скорость уменьшилась, замелькали квадратные колоны, и блюдце село на воду. Перед нами стояла труба, лоцман, или как его назвать, нажал кнопку на пульте, в трубе открылся вход, в который вплыли мы. Как только двери вновь сошлись, блюдце с шипением устремилось вверх. Вверху был виден свет, стремительно к нему мы приближались. И вот в салоне мы другого чуда.
– Вот, Полифем,– сказал пилот блюдца в голос,– другой путь к дяде твоему. Этот корабль лежит на дне озера, в которое впадает ручей твоей пещеры. Он доставит Астарту, Эшмуна и Приапа в царство Мадианское.
Корабль ожил, вибрация прошлась по полу, мы всплывали.
Показались звёзды. Всплыв, махина погнала к берегу волну, её шум разбудил лотофагов. Член экипажа корабля-матки направил на берег трубку, и на светящемся экране появились «грызуны», выскочившие из шалашей. Волна накрыла их и понесла по лугу. После отката, среди травы полегшей узнала я Эшмуна.
– Один пассажир найден,– доложил специалист по поиску.
– Второй Киприду забавляет,– ответила в наушниках атлантка и послала эфирную волну, которую должна понять богиня: – Мы царские послы, привет тебе, прекраснейшей средь расы, от Аида и экипажа «Ноя». Свою забаву к берегу веди. Приапа ждёт Астарта.
– Увы, малыш, пришла пора расстаться. Большие силы вмешались в рай земной, я с ними спорить не хочу,– сказала мальчику богиня красоты. – Тебе в подарок гребень мой, зерцало. Меня увидеть захочешь, зубья гребешка вставишь в эти гнёзда, в зеркале тебе я подмигну.
– Не отводи меня к козе,– надулся мой ребёнок.
– Получишь по губам,– сказала резко рослая богиня,– тебе не мамка я.
Накинула хитон и, как щенка за лапу, подростка потащила.
Меж тем безвёсельная лодка с Полифемом безмолвной щукой к берегу ушла. Ослепительный луч нащупал Эшмуна и к лодке приманил магическим взглядом. Тут и Киприда на носителе своём явилась вовремя, и лодка доставила гостей земли богов на борт «Ноя».
«Ной» бесшумно оторвался от воды и воспарил над страною богов, пристанищем Четвёртой расы. Прощайте сокрытые каторжане, заключившие своих отцов в тартар. Быть может мы, в черед свой, возвысимся над кем-то.
Больше всех безумствовал Приап, дитя пустыни, каменным веком живущей. Он мотался по каютам, трогал рычаги и кнопки, крутил вентиля, в общем, недозволенное совершал, крича на непонятном языке, и уследить за ним трудов немалых стоило, пока не заперли его в совершенно неудобном месте
Командовала «Ноем» Галатея! Сплошные неожиданности. Она вызвала меня в штурманскую рубку и представилась: – Дочь Нерея. Как познакомилась ты, жрица, с недругом моим? Проклятый ревнивец, он погубил мою мечту, безвинное лесное существо, Акида моего. Вот почему не пользуется циклоп комфортным способом доставки к дяде, а ныряет, как дикарь, в нору земную. Я б голову его доставила Аиду, одноглазую.
– Что ж на обратном пути ты месть свою не утолила? – Спросила дерзко.– Ревность бесконтрольна. Тебе места иные для встреч с божком бы выбрать, а не дразнить одинокого мужчину наготою. С ним поневоле свёл лотофаг меня, за мехом я к нему поднялась. В его пещере ты навеки в барельефе наскальном замкнута.
Галатея повернула вращающееся кресло и игру лица сокрыла от меня.
– Что любим мы в мужчине? Огонь души, хотя черты владеют нами тоже. Вот ты состаришься, и что в тебе любить?
– Пепел,– был ответ.– Но молодость богов не тленна.
– Откуда же у Зевса борода?
- Он выбрал солнце, старящее лик и кожу сушащее, мы – эфир и воду.
Кресло заняло первоначальное положение и нежно-гневное лицо нереиды выразило презрение к земным богам.
- Умащением, массажем и эссенцией питательной они свою трудоспособность сохраняют. Но седеют и хромеют и впадают в старческий маразм. А пастух явился, я его не ожидала, в списке пассажиров не было циклопа. Оставим эту тему. Как милости богов такой достигла ты? «Ной» никогда по пустякам не покидает базу.
– Положим, Персефона из ревности спровадила меня. С ней был Адонис, отец проказника, что здесь шалил.
– Зачем пустой, к зачатью неспособный, Аид земную взял жену?! – С болью острой прокричала Галатея.
– Зачем волу доверили корону? – в ответ спросила.
– Никто не знал, что не способен он к отцовству, что семя мёртвое он в лона изливает. Когда титанов в тартар упекли, нас не было на свете. Не всех изолировали, двое лояльных на воле остались. Двое – это две пары. Здесь непонятное для мелюзги скажу: титаны не люди, а материки, ибо что значат для исполинской земли шесть пар – столько Гея родила от Неба сынов и дочерей. Материки же заселили лемурийцы, прилетевшие на своих носителях в сотни раз превосходящие «Ной», который несёт сейчас магнитный ветер. Они-то и были настоящими титанами жёлто-золотистого цвета. Другой десант с людьми помельче и чернокожими, с духовным глазом лишь одним, тоже на Землю прибыл. И стали войны между ними за место под солнцем. Воевали молниями, собирали тучи и гвоздили зарядами лагеря чужие.
Галатея вызвала, конечно, мысленно, второго штурмана. В рубку вошёл атлант с золотистой кожей и занял место пилота, ни о чём её не спрашивая.
– Сейчас покажу тебе то, о чём рассказывала, иди за мной.
В кают-компании сверкали молнии, грохотал гром и плавились носители. От испуга я выскочила за дверь.
– Это тени! Вернись!
Я приоткрыла дверь, Галатея ходила среди разрывов, искр и пламени и улыбалась мне. Вдруг всё утихло.
– Садись в углу, если боишься. Смотри и слушай.
Блистеры (молнии) были всего лишь мелкими укусами, ими не разрушишь города и страны. Чтобы возбудить Гею принять участие в войне, воспользоваться её судорогами и конвульсиями, разбудить спящую в недрах силу, духовные нашли чем щекотать её. Они пробурили в разных районах сверхглубокие скважины, наполнили их жидким эфиром и детонировали его. Почувствовав иглы под кожей, Гея вздрогнула, и как лошадь, сгоняющая с кожи оводов, погнала волны по телу. Разрушились горы, разверзлись пропасти, бездонные разломы земной коры изуродовали лицо земли. Взорвались вулканы, и миллионы гекатомб пепла, лавы, шлака, раскалённых глыб обрушились с вершин в долины. Впадины, заполненные густой лавой, проваливались в бассейны жидкой магмы. Огненные реки потекли к морям, цементируя берега. Сдвинулись платформы, на которых лежат материки, и суша поплыла навстречу суше, континенты утюжили острова, кора земная прогибалась, и море поглощало цветущие сады и нивы. Спасения не было ни на носителях, ни под водой на кораблях ездящих по дну, потому что воздух, наполненный пеплом, носился ураганом над землёй, а морские волны катились по дну, переворачивая препятствия на пути.
Тысячи лет отсидели титаны на лунных, заранее обжитых базах, и стали селенитами, то есть, рождённым там населением, пока не осела муть и взвесь. Под непробиваемым лучами солнца серым покровом пепла, поднявшимся над планетой, сушу и воду сковал мороз. Развалины гор и базальтовую лаву покрыл километровый пласт льда, а океан промёрз на шестьдесят локтей.
Когда Гея нарядилась в зелёное с синими разливами платье, титаны вернулись. И привезли с собой рассаду и семена, животных, птиц и рыб, а также незнакомые понятия: суверенитет, нация, независимость. Оказывается, они не жили мирно и в приюте, бесконечные века сражались. Стран своих они не нашли, лицо земли перекривилось. Пришлось нарезать царства и устанавливать границы. Золотистых и чёрных уже не было. За время эмиграции, после взбучки, данной Геей, на Луне распространилось учение о смешении рас, будто инокожесть является причиной непонимания. Прибыло другое титанство: белое и цветное. Гея родила только четыре материка: Гиперборею, Атлантиду, Лемурию и Гондвану, их поделили ещё на Луне. Полюса холода Антарктиды, с его ледовым панцирем, гнев Геи не коснулся, но в виду непригодности для обитания на сей огромный материк никто не претендовал. Гондвану, самую просторную сушу, заселили цветные. От близости полюса холода в Австралии и Америке раньше других континентов началось оледенение. Американцы и австралийцы попёрли на Ливийское и Индийское царства. Лучше других устроились белая, красная и жёлтая расы. Они заселили Гиперборею на севере, Атлантиду западнее и Лемурию в восточном полушарии и назвали себя гиперборейцами, атлантами и лемурийцами
–Когда это было?
Прерванная вопросом Галатея запнулась. Она скептически посмотрела на меня и ответила: – Когда ты была ещё обезьяной.
– Что-то не помню.
– Миллион лет назад!
«Ной» висел над островом, под ним зеленели озимые. Мы с Галатеей и пилот вошли в блюдце, прозрачный купол закрылся, и носитель отделился от стапеля, на котором стоял. Пилот ориентировал его по направляющим, сработал центральный лепестковый затвор, и мы скользнули в люк. В свободном падении зависли внутренности и кровь, и мозги мои тоже – так охватывает ужас. Как только снижение стало замедляться, состояние моё пришло в норму, и я успела заметить миллионы теней на елисейских полях. Из леек они поливали рожь. Только успела подумать: летать умеют, а поля вручную поливают, – как блюдце село.
Нас встречал золотистый исполинский идол ростом от ступней до верха тиары локтей сорок. Заплетённая в косичку бородка прямым клином спускалась ему на грудь, на тиаре, раздув капюшон, приготовился к атаке аспид – символ власти и могущества. В скрещенных на груди руках идол держал царские знаки: правящий жезл и усмиряющую плеть, а так же символические ключи от рая.
Исполин громыхнул раздражённо: – Нахер вы здесь нужны? Вы пробили эфирную оболочку. Излагайте цель прибытия и убирайтесь, я буду штопать дыру.
Мы вышли из блюдца. От дворца, расположенного тремя террасами на холме, приближалась диковинная колесница без коней. Едва она остановилась, как выскочили желтолицые гиганты с неизвестными нам трубками и направили их на нас.
– Кто, откуда и зачем?
– Дочь Нерея от Аида с табличкой к Осирису. Простите, я не знала о плёнке.
Галатея вынула из нагрудного кармана блестящую табличку и протянула гигантам. Один из них поднёс письмо к лицу и тотчас опустил.
– Мы не знаем этого языка. Письмо останется у нас. Фараон узнает о решении через главного жреца храма Осириса в Абидосе1.
Не солоно хлебавши, прогнанные с порога египетского рая, мы стартовали.
– А есть ли смысл посещать фараона? – высказала сомнение раздражённая Галатея.
Она связалась с Аидом и доложила ему об оказанном приёме.
– Надменный лемур,– отличил бога мёртвых Аид.– Продолжай свою миссию, моих храмов, чтобы передать повеление через жрецов, в Египте нет.
После того как нереида приняла душ и успокоилась, поучительно сказала: – Ты была свидетелем остатка дружбы между атлантами и передохшими лемурийцами. Они были нашими богами,– продолжила Галатея.– Нет в живых ни Осириса, ни Исиды, даже боги не живут миллион лет. Если бы он явился ростом с идола, я поверила бы, что сохранился хоть один лемур. Нас встретили потомки лемурийцев, но это пигмеи по сравнению с титанами, населявшими Лемурию. Они и тогда были безмозглыми, раса неразумных, их одолевали желания. Хочу, значит, дай, а то отберу.
На Луне наших предков встретили сириусцы, основавшие на нём колонию прежде титанов, науке они известны как отцы землян. Сириусцы приняли землян, как блудных сынов, чтобы сохранить семя человеческое для будущего посева. Если титаны могли вызывать к действию спящие стихии, то сириусцы изменяли орбиту Луны. Что и случилось в будущем.
Лемуры в прошлом были гермафродитами, муже-женами. Как только двуполых природа разделила и перемешала, мужи активно стали искать свою половину и не вступали в брак, пока не находили её. Титаны бесились на ложе любви до тех пор, пока жена не признавалась, что она не его половина. Жёны взмолились к отцам своим, чтобы те прекратили их истязание
– И мантру, вопль души, сириусцы восприняли, и уменьшили радиус орбиты Луны наполовину. Луна массой своей притянула воды океана в одно место. Земля приняла грушевидную форму. Земное ядро, оно больше железное, чем каменное, перекатилось в толстую часть груши, и ось вращения Земли наклонилась. Что произошло на поверхности? Гея преобразилась, сменила климат, направление сквозняков, обсохла в одних местах и погрузилась в других. Живот, которым была Лемурия, скрылся под водой. Не думай, что титаны уснули при воздухе, а проснулись под водой. Катастрофа длилась сотни тысяч лет.
– Так долго!
– Это тебе не сорок дней Ноева потопа. Кстати, вашего Ноя спасли двоякодышащие атланты, специально выведенные для подводного строительства, никакой ковчег ваших преданий не всплывёт, возможно, только вверх килем, с тем грузом, о котором рассказывают легенды. Титаны, как только почувствовали, что суша уходит из-под ног, переселились в Ливию, где ваши предки уже научились заострять кремни. Казалось бы, живи в сухом месте и больше так не делай. Не знаю, от перемены климата ли, или сириусцы, ещё один момент: загадочные колонисты Луны были невидимками,– до конца решили извести эту расу, но у титанов испортился генетический код. Род их мельчал и вскоре превратился в предмет охоты дикарей. Лемурийцев приютил остров, который мы посетили.
– Полифем тоже подарил Аиду шлем, надев который становишься невидимым,– похвасталась знанием.
– Сомневаюсь. А сам шлем виден?
– Да.
– Где же фокус? Увидев шлем, всяк догадается, что идёт Аид.
Под нами простиралась изрезанная рукавами Дельта, и мы приготовились к прыжку на Пер-Рамсес.
– С фараоном будешь говорить сама,– напутствовала Галатея, я с тобой не полечу. Носитель объяснишь, как небесную барку Амон-Ра. Скажи царю, чтобы посетил храм Осириса, эту мысль мы ему внушаем с тех пор, как покинули остров с идолом. Пригласи Рамсеса на барку, мы его доставим в Абидос и, если захочет, в Мадиан. Вот тебе аппарат для переговоров с нами.
Атлантка дала мне диковинку и объяснила, как ею пользоваться.
Блюдце село на знакомой дворцовой площади. Мой костюм был таков, и появление столь неожиданно, что приняли меня за богиню и окружили любопытные, которых вскоре растолкали стражники, направив копья в мою сторону. Стоило мне поднять обе руки, как все попадали ниц. От дворца спешила колесница.
– Передай его величеству, да будет он жив, невредим и здоров,– сказала вельможе в колеснице,– что прибыла Астарта и хочет говорить с ним.
Крайне настороженно и недоверчиво во время встречи вёл себя фараон, и я поняла заранее, что в носитель он не войдёт.
– Я прилетела на небесной барке. Желаешь поговорить с богами?
– С ними я говорю каждый день. В моём царстве встречались уже пришельцы. Они плохо кончили.
Связалась с Галатеей и доложила ей, каков недоверчив фараон.
«Не напрягай царя больше»,– ответила нереида.
– Богиня сказала, не волновать тебя. В Абидосе верховный жрец передаст тебе повеление Осириса.
Такая наивность пришла в голову, а вдруг лемурийцы не повелят воспользоваться еврейскими полками для завоевания Палестины.
И я очутилась в яме. Доложить Галатее о том не могла, так как диковинку отобрали.
Через время Рамсес заглянул в темницу.
– Говори, что знаешь.
– Аид и Осирис велят мне вести евреев на Палестину.
Царь вытаращил глаза.
– Так сказал Йахве. Встречалась с ним в аиде.
– Я пошлю тебе врача.
– Я здорова. Если не появлюсь на площади, то от дворца останется пыль. Верни мне разговорник, и я отведу эту угрозу.
Рамсес не ответил. Через полчаса «Ной» разрушил крыло здания. Это было убедительно, испытывать терпение богов царь не решился. Меня отвели на площадь и вернули диковинку.
Приземлился во всём великолепии сам «Ной». Придворные поэты и Пентаур в их числе схватили тростниковые палочки и принялись сочинять хвалебный гимн фараону, осчастливленному визитом богов. Я скрылась в корабле, и площадь уменьшилась до колечка серебра, которое в Тире кидали мне в подол.
– Плохой ты дипломат,– сказала Галатея,– да и мелюзга ещё не созрела до контакта с богами.
– Зачем дворец разрушила? Я его не стою.
– Справедливо. Но слово наше должно сбываться. Угрозу Рамсесу я услышала.
Перелёт в Аравию остался почти не заметным. Пошли выпускать Приапа, но карцер был пуст.
Упала перед Галатеей с просьбой вернуться, была уверена, что он сбежал при посадке. Галатея объяснила, что приземление дорого стоит, и закрылась в каюте, чтобы меня не слушать. Тогда я задёргала экипаж до такой степени, что мне заклеили губы, связали руки и так оставили перед египетским лагерем.
Эшмун освободил мне губы и впервые после «Земли богов» поцеловал. Но я не прочувствовала его нежности, судьба Приапа волновала.