не скажу, кем навеялось, чтобы не накаркать, не дай Бог!
Когда-то любилось легко, и в симфонии лета,
мечталось о доме, о детях в неумолчном смехе
И бились сердца в унисон, ожидая рассвета,
душа приникала к душе, будто к памятной вехе.
Но жизнь растянулась унылостью рваных колготок.
Когда-то любимый, вдруг стал ненавистным и старым...
и вскорости умер, оставшись в пропитанных потом
рубашках в шкафу, и расстроенных струнах гитары.
А дети растут, и дорогу мостят по-иному.
Захлопнутся двери за ними, и дом онемеет.
Ты станешь бояться внезапно остывшего дома,
ему предпочтя бесприютность дворовых скамеек...
И вечер придёт с безразличием сонной вороны,
крылами размазав привычную яркость картины.
И кто-то сердечный, решившись на это резонно,
тебе на колени положит измятый полтинник...
И в сердце сорвётся упругий обиженный мячик,
и гулко запрыгнет в раскрытое выкриком горло...
и тело обмякнет, и станет чужим и незрячим...
и хрипом последним аукнется лунное соло...