И я такой был нежный и красивый,
Как юноша, который с мандолиной
Или с другой какою дрянью,
У Рафаэля или из Испании
Какого-то амиго или дона.
И ты смотрела на меня влюблённо.
Но я решил, - мне наплевать, хочу молчать.
Ты уезжала вдаль на мерседесе,
На лексусе ты возвращалась,
А я мечтал о бицепсах и прессе
Брюшном. И у меня не поднималось
Со дна моих озябших мыслей
Ни одного к тебе протеста.
В какие-то тащила меня гости.
Там мыли кости всем, кому попало,
Я высказался.
Чтобы я заткнулся -
Ты на меня смотрела и молчала.
Мне на хрен скутера ваши и яхты,
Я не люблю кататься в брызгах моря,
Я чуть не помер, хорошо хоть проблевался,
Но всё равно, едва не помер. Ах ты...
Давай орать, хоть дома, но орать,
Я слушал, слушал, - Да заткнись ты, дура.
Ушёл, тоскливо было, в ночь
Такую же паршивую как прочие
Трясите из меня, кто хочет
Копейки и мозги, и душу,
Она болтается давно не нужной
Какой-то вещью меж умом и пузом.
И приютивший меня бомж,
Нассал с утра, мочой обдав, как душем,
Нечаянно, но от того не лучше,
Конечно, было мне. Расплющен
И уничтожен я домой вернулся.
Кто я зачем и что в потёмках жизни
Найти сумею.
Я на дне.
Молился. Купался в ванне с пузырьками
Приоделся, небритость шла мне,
И уже серьёзней с тобой поговорил.
И ты прощенья просила, и меня любила.
И думал я в удобном кресле вечером,
Сигару тонкую и ароматную раскуривая,
Что ты, конечно, ограниченная дрянь,
Но, остальные все уродки нищие.
И в облаке дымка и аромата
Плевал я на Занусси и на Бёрджеса,
А этот, как его, такой лохматый -
Да, ладно, фиг с ним.
Спать.