Под городом ручной привычный ад:
Огни и воды, запертые в трубы;
Там змей метро в обмётанные губы
Вберёт людей, во тьму уставит взгляд
И вновь ползёт, на станциях толстея,
На поворотах выгибая шею,
Чтоб на конечной вывернуть назад –
Опять пустым – который раз подряд.
Там человек подобен муравью:
Далёк и равен ближнему по строю
И только, наверх выброшен дырою,
Выходит в жизнь – отдельную, свою.
И снова вниз, где плиты стон таят,
Где говорливой смертью юным вдовам
Обещан рай. Потом, натешась вдоволь,
Их бросят кормом для кровавых ям,
Где самый камень обратится в пламя,
Насытясь обожжёнными телами,
Где склепом – толщь земли над головой
И мёртвому завидует живой.
И вот их рай – не слава и сиянье –
Фрагменты тел, пригодных к опознанью,
И страх, и прах, и тлен, и плен вражды,
И боль, и память долгая беды.