Очарованный Гуцьо
"У сущего расстояние к небытию бесконечно"
("Забавы приятные и полезные",1776)
!.
Поля под уклон и труба
Этот сумрак, низко летящая птица, проблеск воды.
На заре за заливом паруса развернулись
Внутрь лилии я входил мостом златоголОва
Жизнь мне была дана, но недостижимо.
От детства до старости - экстаз на восходе солнца.
2.
Для жизни одной было слишком много этих рассветов.
Я закрывал глаза, становился огромным и малым,
Носил перья, бархат, жабО и шпаги,
Женские платья, слизывал румяна.
Сначала я над каждым цветком поднимался,
Стучал в закрытые двери бобровьих, кротовьих залов.
Нельзя, чтобы незаписанными остались
голоса между тюбиком пасты зубной и заржавленной бритвой
Там, над столом, в Вильно, Варшаве, Брие, Монтегероне и Калифорнии.
Невозможно, чтобы я умер, пока не достиг своего.
3.
От вкуса и запаха черемхи над рЕками
Идёт сознание чащей лавров и хибискусов
Образцы земли в коробку зелёную собирая.
И сойки, не такие, как над БЕринговым Морем
Расправляют свои крылья цвета индиго.
Сама, в одиночестве, без друзей и врагов
Лесные склоны охватит, гнездо орлиное
непонятная для змеи с жёлтою окантовкой
И не знающая правил ни дерева, ни змеи
4.
Звёзды Филемона, звёзды Бавкис
Над домом их, оплетённом корнЯми дуба
И бог бродячий, спящий на твёрдом ложе из рЕмней
положив под голову свой кулак.
Рылоносый жучок на его сандалет наткнулся
И лезет с трудом по плоскогорью, выглаженному ступнёй.
Я слышу также звуки фортепиано
Подкрадываюсь по мокрой черни джунглей пырея,
где глежат бутылки глиняные из-под голландской водки
В окошко видно девушку с локончиком за ухом.
Но, пока на четверёньках я полз, у меня отросла борода.
И мой лук индейский истлел от дождя и снега.
Она играет и, одновременно, малышка садится на горшочек.
Слезает с качелей и поднимаеет платьице.
И со мной или с кузеном своим кое-что неприличное делает.
А теперь совсем седая в захудалом предместьи
И не задерживаясь. уезжает, куда всё отъезжают девы.
Пусть возникнет остров - поднимется прямо из моря
С фиалковым оттенком на розоватых скалах.
Пусть на холмах прорастают семена каштана и кедра
Родник колеблет паппоротник тут рядом. возле пристани
Над пихтовой водой залива, на плоских валунах
Улеглись духи похожие на ныряльщиков с аквалангами
Единственная дочка волшебника, Миранда
Едет на ослике в сторону грота.
Тропинка устелена шуршащей листвою
И видит она треногу с вязанкой хвороста.
Скройся, остров. Или сильней: остров, исчезни!
5.
Я любил его, ибо он не искал идеала в предмете.
Когда слышал, что говорят "Только предмет, которого нет
совершенен и чист" он краснел и отворачивался.
В каждом кармане таскал блокноты для набросков,
карандаши, крошки от булок (акциденсами) жизни
Год за годом он делал наброски мощного дерева
глядя из-под ладони и что-то бурчал, удивляясь.
Как он завидовал тем, кто делал это одним движеньем!
Но ему казалась метафора чем-то нескромным.
Символы он оставлял гордецам, занятым собственным делом
Он хотел чтобы из видимого возникало само название.вещи.
Постарев, он дёргал бороду жёлтую от табака и говорил:
"Лучше я проиграю так, чем выиграю. как они."
Как Питер Брейгель Старший он перевернулся однажды
пытаясь поглядеть на картину между расставленных ног
И возносилось всё выше дерево, недосягаемым,
было оно настоящим, истинным, до сердцевины..
6
Винили его за то, что он был женат а жил с другой.
Времени нет - отвечал он - на развод и прочие глупости.
Только встал, пару раз кистью мазнул - и уже вечер.
7.
Невоспитанный мальчик Гуця был превращён в муху
И мылся, как принято у мух, под сахарной головою
И вертикально бегал по пещерам сыра
И вылетал через окно в ярко светящийся сад
И там непокорённые листьев паромы
Несли капли, набухшие от черезмерности радуги
Мшистые парки с колодцами света в горах коры вырастали,
Ссыпалась тёрпкая пыль из глубин цветов киноварных
И хоть это длилось недолго, от полдника и до ужина
Всегда потос . в отглаженных брюках и с подстриженными усами
Со стаканом водки в руке думал, что их обманывает -
Муха не может твердить о народе и уровне продукции.
Женщина напротив казалась вершиной вулкана
С ущельями, кратерами и котловинами лавы
Движенье земли наклоняло стволы закрученных сосен.
8.
. Между нами был стол, на столе стоял стакан.
Обветренной кожей локтей она прикасалась к блестящей глади.
В ней отражался контур тени её подмышек.
Наливалась капля пота над волнистой губой.
А пространство, гудящее перистыми стрелами Элеатов,
отдаляло нас бесконечно друг от лруга.
Ни за год, ни даже за сто лет пути
мы его бы не преодолели.
Если бы стол я перевернул, мы бы это свершили.
Этот акт, не-акт, вечно потенциальный
Как попытка войти в дерево, в воду, в минералы.
Но и она на меня смотрела, как на кольцо Сатурна,
и знала, что я знаю - друг для друга мы недостижимы.
Так возникала в нас нежность и человечность.
Беркли, 1962