Памяти моей прабабушки Голополосовой Агафьи
«Любовь не даёт ничего, кроме самой себя, и не берёт
ничего, кроме самой себя. Поэтому любовь не обладает
ничем, но и ею нельзя обладать. Ведь любви достаточно
только любви.... Любите друг друга, но не делайте оков
из любви»
Халиль Джебран
«Ты так похожа на свою прабабку»,
Мне, улыбаясь, говорила мать,
Когда каштановых волос охапку
Я в косы толстые старалась заплетать.
Подобно змейкам завитки струились
Меж пальцев, выбиваясь из косы.
«Ты расскажи мне мама про Агафью,
Ложись со мной и лампу погаси».
«Уж ночь! Ну ладно, слушай, дорогая.
Историю рассказывал мне дед:
Была она красотка роковая,
Но Бог отмерил ей не много лет.
Глаз чёрных омут, пухлых губ изгибы,
И не по - южному, белее молока
Лицо и тело, локоны тугие.
Цветок чудесный - в доме бедняка!
Хоть не великий был в семье достаток,
Выстраивались в очередь сваты:
Девица всем отказом отвечала,
С улыбкой, разбивая их мечты.
Устав от несговорчивости дочки-
Любимицы семьи, отец решил:
Что в этом деле он поставит точку.
А тут сваты солидные пришли.
Просватали Агафью за Семёна
Из крепкой, обеспеченной семьи.
На всю округу свадьба прошумела
Весной, когда запели соловьи.
***
И полетели долгие недели
Как листья с пожелтевших тополей.
Глаза Семена от любви горели,
Ниже травы стелился перед ней.
Тоска её сердечко источила
Как точит ствол прожорливый червяк
Страсть мужа кровь её не горячила,
Все раздражало в нем, любой пустяк.
Красавцем не был, ниже её ростом,
Неясный взгляд бесцветных серых глаз.
Пройтись по улице и то было не просто,
Его стеснялась больше чем проказ.
Он нежностью и ласкою пытался
Согреть сердечко, растопить снега
Души девичьей. Как он не старался,
Она была бесчувственно строга.
На пасху, к тещё в дом, Семён явился
Один. «Где Гашка?»-удивилась мать
«По дому всё хлопочет, уморилась».
Залился краской, не умея врать.
А тут и дочь пришла, с улыбкой гордой.
На кухню мать строптивицу зазвав,
Закрыла дверь на крюк рукою твёрдой,
Лупила скалкою - жестоко поучав.
«Негодница, смири свою гордыню,
Ходи с ним рядом, мужа почитай!»
Удары сыпались на дочь слепые.
Семён ревел отцу «Дверь вышибай»!
Крючок сломался. Оттеснив Матрёну,
Поднял жену и вынес на руках
«Зачем же, мама,гробите дивчину».
Унёс, у всей деревни на глазах.
Дом, вскоре, молодым свекры срубили
Обжиться помогли добром, скотом.
Двоих детей-погодок народили
Зажили тихо: миром да ладом.
Все б ничего, страшили её ночи
Возилась допоздна: мела, скребла.
Муж обожал её, был до любви охочий,
Она в постель, как на погибель шла.
***
Известье страшное пришло в деревню.
Война гражданская-все мужики в ружьё!
В застолье бабы плакали распевно,
Без мужиков какое там житьё!
Жену ласкал Семён последней ночью,
«Дождись, любимая, вернусь живым,
Родился я в рубашке, это точно!»
Забылся лишь под утро сном хмельным.
***
Прошло немало месяцев. Известий
От мужа не было. Погиб или пропал?
С детьми тащили дом, хозяйство вместе.
Отец любимой дочке помогал.
Тут на покосе ногу распорола
Да так, что кровью чуть не истекла
Всех напугала, потеряв сознание.
Дочь фельдшеру записку понесла.
Врач молодой, недавно появился
В селе. Умен, интеллигентен, мил.
К больным в любое время торопился,
Больницу сельскую совсем преобразил.
Внимательно обследовал порезы.
Как перышко Агафью подхватил
«Придется шить». Глазами улыбаясь,
В телегу осторожно усадил.
Зашил умело, наложил повязку.
Отвез домой, работать запретил.
«Приеду сам, не делай перевязку».
Улыбкой белозубой покорил.
В задумчивости фельдшер возвращался
«Не доводилось мне встречать такой!»
В больнице, чем бы он не занимался
Не мог забыть глаз омут колдовской.
Больную фельдшер навещал частенько
Менял повязки, разговоры вел,
До вечера сидели на ступеньках,
Беседу завершить - никто не смел.
В мечтах Агафья друга дорого
Любила с жаром, ласкою хмеля.
При встрече же сердечко закрывала,
Ходила в храм, прощения моля.
Он не скрывал любви. Ещё был молод,
Не искушен, открытый был и смел.
Ходил за ней - в ответ ему был холод.
Вольнее добиваться не посмел.
На именинах встретились зимою
Сидели рядом за большим столом
В разгар веселья вывел её в сени:
«Я так скучал»! и поглядел с теплом.
Она к нему всем телом потянулась
Раскрыла губы - он поцеловал,
От бурного влеченья задохнулась.
Ласкал он страстно и не отпускал.
А ночью, на супружеской перине
Она познала, что такое страсть!
Что можно умереть в любви лавине,
Блаженством неземным напившись всласть.
О встречах этих всё село гудело
Пришла Матрёна дочку поучИть.
«Бесстыдница, да как же ты посмела?»
Побойся Бога, хватит нас срамить!»
«Люблю его, и пусть село судачит
Возьму детей, уедем в город с ним!»
«Ноги моей в твоём не будет доме!»
Ушла Матрёна, плотно дверь закрыв.
Уж день отъезда был ими назначен.
Но планам сбыться, было не дано
Семён нежданно с фронта возвратился.
От материи пришёл - совсем дурной!
Свирепо оглядел животик круглый
Супруги. Зарычал: «Как ты могла?»
Как зверь рванул, разбрасывая стулья,
В глазах страданье дикое прочла.
Ударом сильным на пол опрокинул,
Ещё удар. Закрыв лицо, ждала.
Но рухнул на колени он бессильно.
Дрожь, тело его сильное, трясла.
«Прости, любимая! Останься, умоляю!
Я всё забуду, будем дальше жить.
Ребёнка полюблю я как родного,
Уйдёшь - останется лишь руки наложить!»
Напрасно ждал её всю ночь любимый
Пришла на зорьке, постучав в окно.
«Прощай родной, разрушен мир красивый.
Нас больше нет .В душе черным-черно!
С Семёном я останусь, не поеду
Грозит покончить жизнь, коли уйду.
Грехов наделала, когда-то ведь к ответу
Бог призовёт, совсем я пропаду! »
И растворяясь в утреннем тумане
Ушла, не обернувшись на него.
Уехал вскоре он, закрыв больницу.
Любовь оплакивал и проклинал богов.
***
Зимою родила Агафья дочку,
Всю нежность и любовь ей отдала,
Дитя любви - красивого цветочка
Как драгоценность чутко берегла.
Других детей совсем не замечала
Была не матерью, а мачехой для них.
Терпел Семён, и дети дожидались
Когда ж уйдут страданья дней лихих.
И время залечило её раны
Агафья заново училась жить,
Детей заметила, прощения просила,
Попробовала мужа полюбить.
Малышку же любили все безумно,
Красавицей и умницей росла.
В два года заболела скарлатиной
Как свечка угасая, умерла.
Сломило горе стойкую Агафью
Волчицей выла, волосы рвала.
К ребёнку, на могилку уходила
На холмике лежала и звала.
Замерзшую, с безумными глазами,
Семён её насильно приводил.
Поил горячим чаем, горько плакал
Очнуться и в себя прийти просил.
Сама Агафья вскоре заболела
А может, не хотела больше жить?
Болела тяжко, сильно ослабела
За сотню вёрст повёз её лечить.
Но операция успеха не имела:
И Бог,любя,всему итог подвёл.
Агафья в яростном огне горела
Рыдал Семён, совсем себя извёл.
На миг её мученья отпустили.
На бледном личике улыбка расцвела
«Любимая, ты слышишь?» Накатили,
Волнами ватными, далёкие слова.
Уже его не слышала. Бежала
По отмели, по тёплому песку
Волна ей ноги ласково лизала,
Кудрями ветер целовал щеку.
Навстречу ей, раскинув руки-крылья
Спешила девочка, любимое дитя!
«Пойдём со мной!» звала она Агафью.
Взяла за руку: «Там нас приютят!»
Вот так сложилась жизнь твоей пробабки
Не дожила до тридцати пяти.
Не вынесла, соломинкой сломалась
Под тяжким бременем «оков любви».