no evil is here at all
Была долго на ноуте нашем рабочем картинка одна.
Был, по-моему, Нью-Йорк. Я не помню — там стала другая.
Всё забытое спит, но не гибнет. Поднявшись со дна
Наши жизни вернут себе плоть. Знаешь... да. Их никто не сжигает.
Наши рты сочетались бесцельным, но вечным огнём.
Наши руки сплелись в его пламя. Корнями восходит он к аду.
Он жесток и капризен, но всё, что мы можем предвидеть — внезапно случается в нём.
В нём являются формы тоски, вдруг ожившей... В обличиях гадов.
Ты приходишь сюда от дождя. Но рабочее место твоё —
Полный выворот женских одежд. Ворох джинсов, трусов и колготок.
Даже мыши не видно. Внезапно темнеет. Ложитесь. Над вами царит забытьё.
И внезапно кошмар. Слёзы, скорая помощь и рвота.
Вы родились на свет. Жизнь приходит — а время идёт!
Все мечты о земном, о свершившемся счастье, проходят.
Покрывает экран ноутбука трагический, призрачный лёд.
Год. Вечерний Нью-Йорк поменялся. На пасмурный лес на восходе.
Неужели потоп? Всё равно: эта жизнь ни за что,
Каждый раз — просто так, предлагает иные сплетенья
Фантастических грёз и несбыточных, верных одной лишь тебе, о которых не знает никто...
Только ты. Что ж, быть может вот так... Созревает надежда на мщенье.
Вот и лампу сожгли. Вот и люди, что были — ушли.
Наша новая жизнь — наши прежние чувства и храмы.
Лишь для тех, кто один, кто всегда рядом с вами, но дальше, чем вы, от Земли,
Каждый маленький сбой подтверждает тотальность программы.
— Память имён в огне. Память. В огне имён. Двери в волшебном сне. Двери в волшебный сон.
Высоко в темноте Стивен Кинг углядел «Ка-Шуме».
Нет, ты что, не предчувствие... Мрак послечувствия хуже.
Сокрушённой любви, что была неподвластна чуме,
Но погибла в осколках гранат, не воскреснуть из мёртвых.
Ты просто остался не нужен.
Всё расслабленно. Всё! Напряжённость вредит тишине.
Всё вредит в этой жизни пригожим, трагическим, милым, смешным, доверительным ласкам.
Можешь жить лишь одним: пожелать, чтоб явились во сне
Мы друг другу в других, невозможно родных, соблазнительных, сказочных красках!
Вышел кот из ворот, за которыми наш огород.
Для чего огород, когда мак не разводят без брака?
В дивных призраках мака коты будут в полночь водить неземной хоровод,
Нагнетая томленье истоков и устий под сводами мрака.
Одноглазая, та, кто чиста, кто прекрасна, как свет,
Перед зеркалом глаз свой отвёрткой проткнула однажды,
Понимая, что станет легендой и сном. Но придёт через тысячу лет,
А такой поворот в этой жизни предсказан не каждой.
Всюду призрачный лёд. Ну-ка, где наша память живёт?
Вечность сходит с ума. Вечной памяти нет. Только змеи.
Нужно вечно идти. А не час; и не три дня. Не месяц, не лето, не жизнь.
Может, световой год...
Или просто лежать. Чтоб, очнувшись, увидеться с нею.
Но пока не узнаешь её, не бросай этот мир. А на что?
Мы как люди, хотим... Не отдашь себе в этом отчёта.
Прошлой осенью листья лежали кругом, точно наши желанья. Любовь была как решето.
Этой ты не заметишь их. Будут не сны. Не любовь и не листья, а... Что-то.
— Коль, когда на подходе тоска, когда ночь застилает лицо
И в углах мельтешат и целуются тени, доставшись дождливой погоде,
Просто выключи ноут, и выйди туда, где умрёт освещенье,
и странно твоё на руке вдруг зажжётся кольцо,
И отправься домой налегке. А гроза тебя мирно проводит.
2009