Молчит в углу сердце, ударившись в ком.
И дело не в ливне за мутным стеклом,
а в том, что меня с молоком материнским
давно напоили сегодняшним днем.
Забилась забыта душа в уголке.
Ты держишь полмира в костлявой руке,
другою рукою в мирке моем тихом
ворочаешь горы тревог налегке.
Они ж безутешны, они холодны.
Становятся дольше погожие дни,
похожие словно прохожие утром.
Нас больше и больше – и все ж мы одни.
У них на уме только сладость утех,
в крови первородный отчаянный грех
на тонких и колких осколках Вселенной
бурлит, вызывая то слезы, то смех.
И пляшет, резвится паяц-баламут,
проснувшийся вдруг от реальности пут.
И врут, безнадежно заврались пророки, –
укрывшись иллюзией, тухнут и мрут.
А в дальнем конце, на другом берегу,
меняясь в лице, подбирая ногу,
подняться пытаясь с холодной постели,
судьбы моей тень пляшет танцы в углу.
И здесь в тишине с сердцем, сжавшимся в ком,
сидит человек с моим прежним лицом,
борясь с долгим днем, наблюдая за танцем
и этим осенним холодным дождем