Памятник

Сергей Псарев
       В тот день по своему обыкновению мы с Даней Соловейчиком возвращались из школы пешком. Это давало возможность экономить на одной поездке три копейки. Потом можно было купить сладкое, которого всегда  хотелось, или не тратить вовсе, опустив эту монетку дома в свою копилку. Такие копилки, фаянсовые кошечки, собачки или свинки в послевоенное время были почти в каждом доме, вместе с надеждами на мир и благополучие. Кроме того, неспешная прогулка после школы всегда давала возможность  увидеть много интересного.
        Возле столовой завода “Пролетарий” тогда стоял памятник И.В. Сталину. Только вот что странно: утром памятник еще был, а сейчас его уже не было. Подходим с Даней и видим:  двое рабочих, с чувством удовлетворения, крушат памятник вождю отбойными молотками. Желающих посмотреть на это, кроме нас, не было. Люди торопились пройти мимо или делали вид, что не замечали происходящего. Видеть, как знакомая каменная фигура превращается в груду обломков, было странно, и мы заторопились домой. Первым по дороге оказался дом Соловейчиков, где у калитки нас уже ожидала мать  Дани, тетя Поля, рыжеволосая  женщина с красными глазами и высокой грудью, которую она носила с особым достоинством.
        - Даниил, у тебя нет сердца - строго сказала она - Вы болтаетесь уже лишних полтора часа и совсем не думаете о своих родителях. Это же кошмар!
        Мы сбивчиво рассказываем свою историю с памятником. Лицо тети Поли скривилось как от зубной боли, но глаза остались сухими:
        - Сталину верил только наш несчастный папаша, а я всегда верила Богу, который выведет нас отсюда, как он вывел евреев сначала из Египта, а потом из пустыни. Ему (Сталину) и на том свете покоя не будет. Потом она добавила еще несколько бранных слов, от которых стало как-то не по себе.
         Нам тогда, по малолетству, многое не объяснялось, а страна только училась жить без вождя и ГУЛАГа ; но сам дух  этого прищурившегося человека с трубкой в руках  вместе со страхом еще долго жил в каждом из нас. Вспоминаю, как совсем ребенком увидел дома усатого человека в военной форме без погон и испуганно закричал: “Папа, Сталин! К нам пришел Сталин!” Ведь и ходить тогда толком не умел, но образ вождя народов уже прочно вошел в мое сознание. Помню, как отец после XX съезда партии, с застывшим лицом жег в печке сталинские книги, а потом замкнулся и почти неделю не разговаривал.
         В те времена в жизни происходили, казалось бы, странные по нынешним меркам события. Дед мой, великий труженик и зажиточный крестьянин, решительно принял сторону революции, добровольно ушел в Красную Армию. В годы коллективизации был раскулачен и потерял все. Это не сделало его врагом, напротив, придя на флот, вступил в партию. Создавая в очередной раз на пепелище, уже после войны, свое крепкое хозяйство, дед оставался твердым сторонником сталинизма. Он так и не принял хрущевской оттепели и брежневских перемен. Выйдя на крыльцо своего просторного каменного дома, он хмуро ворчал:”Лодыри,  дармоеды! Прос...ли Россию!”
          В нашем доме тема Сталина для моих ушей еще долго оставалась закрытой: видно берегли родители детскую душу.  Только спустя годы, мне стало известно, что страшное колесо проехалось и по нашей семье,  калеча и разъединяя навсегда близких людей. Вот тогда и пришло время прикоснуться к самиздату книги А.И. Солженицына “Архипелаг ГУЛАГ”. В этом  не было особого риска, не требовалось какое-то особое мужество. Просто за это  можно было сменить красивые курсантские погоны на другие, солдатские и круто изменить свою дальнейшую судьбу. Помню, что читал ее у своего друга-студента на квартире. Читал и не верил, но рядом были его родители, которые сами прошли через все круги ада, и не верить им было уже нельзя. Ломать такие памятники внутри себя, в своем сознании, оказалось для меня очень тяжелым делом. Наверно, что-то надорвалось во мне тогда и прорастало потом с душевной болью. Преодолеть это снова помог отец, историк по образованию, его умение глубоко разбираться в любой проблеме. Он мог позволить себе достаточно критично относиться к существующей системе и подвергать сомнению, казалось бы, незыблемые догмы. Спорить с ним было трудно,  нужно было доказывать свою правоту. Он так и умер потом на 83 году жизни,  сидя в своем кресле и  работая с карандашом над монографией Е.Тарле “Наполеон”. Его ослабевшая рука тогда остановилась на 123 странице...
         Нашу Землю опять трясет от перегрева в разных ее концах. Опьяненные свободой, толпы громят улицы и снова ломают памятники, чтобы потом на их месте воздвигнуть себе новых каменных идолов. Сегодня им кажется, что они делают историю. Как же хорошо заблуждаться на сей счет, не догадываясь о том, что все давно решено в тишине хорошо обставленных прохладных кабинетов.
         В это самое время удивительные события произошли в старом  музее умирающего питерского абразивного завода, бывшего флагмана советской промышленности. Это производство не останавливалось даже в тяжелые месяцы блокады, когда в топках заводской котельной сжигали трупы ленинградцев, умерших от голода  на улицах. Говорят, что их тени до сих пор безмолвно скользят по стенам разрушенных цехов. Теперь другие времена, и только пыльные кумачовые знамена и старые фотографии напоминают о былых  успехах в производстве и социалистическом соревновании. Двое работяг зашли сюда распить принесенную бутылку.  Присаживаются за стол, а рядом - бюст Иосифа Сталина. Его не разбили во время всеобщей эйфории, а бережно сберегли и поставили среди прочих вещей минувшей эпохи. Разливают... 
         - Ну что, хозяин, третьим будешь? – обращается к каменному вождю один из них.
         -  Зря это ты так, ведь он же все слышит, - опасливо замечает другой.
           Бежит у обоих холодок по спине, ведь страх заложен уже на генном уровне. А вдруг все вернется, вдруг донесут о пьяной  шалости?.. И пошел гулять по заводу слух о том, что видели, как покачал головой Сталин и крепко выругался. Дескать, вредители, развалили завод в угоду троцкистско-зиновьевским агентам империализма, а  теперь пришло время отвечать...
            Чем хуже проворачиваются колеса распухшего государственного механизма, погрязшего в мздоимстве и откровенном воровстве, тем громче слышна в народе тяжелая поступь могучего Командора. Для одних он давно стал богом, для других – дьяволом, а иные стараются не знать своей страшной истории и жить сегодняшним днем.  Только долго еще бродить по нашей земле сталинскому призраку. На жестокие вопросы нет ответа, тишина.  “...В грозном утреннем тумане бьют часы в последний раз”. Донна Анна! Донна... Анна...