словно и не шёл издалека,
словно старожил, а не служилый,
разгребает ветер облака,
поддевая весело на вилы,
голым тополиным помелом
гонит прочь бекеши, варьги, пимы.
видишь, сколько неба наросло
за одну-единственную зиму?
сколько протопталось новых троп
чьими-то подснежными ногами?
посуровел мяконький сугроб,
превратился в бел-горючий камень,
обрастая морем и песком,
набирая силу постепенно:
напоит Гагана молоком –
но ужалит в сердце Гарафена.
что зимой шепталось на беду,
по весне окажется во благо.
от кого бегу, куда иду,
ведают – до вдоха и до шага –
первая трава и листопад,
в свитках запечатанный до срока,
да еще болтают невпопад
горлица, синица и сорока.
кто бы мне ответил, почему
дышится легко и спится сладко,
и блазнится, будто по уму
разгадать змеиные загадки,
и в полночном пении кота
слышатся кларнеты и гобои…
видно, народилось неспроста
небо небывалое такое.