СЭМЮЕЛ ФЕРГЮСОН
КОВКА ЯКОРЯ
Вот якорь ладят кузнецы – не подступись к нему:
Белым-бело его чело; по чёрному клейму
Несётся огненной змеёй стремительное пламя;
В огне фигуры ковачей мелькают временами –
На каждом кожаный доспех, но голы кисти рук,
И раздаётся в темноте кувалд весёлый стук.
Развёрнут якорь на цепях, и на чугунном теле,
Как будто сотни алых вен, прожилки заблестели,
И вот он ввысь – Вулкан, дивись! – восходит, раскалён,
То бел, то яр. И солнца шар, взойдя на небосклон,
Средь куполов и крыш домов так не бросает пламя…
И, вставши в ряд, мужи стоят, как полк перед врагами.
Вот в наковальне тонет он, чудовище морей,
И клики красных от огня угрюмых ковачей
Со всех сторон – «дон-дон! дон-дон!» - протяжно раздаются,
И молнии вверху шипят, рокочут и смеются.
И шум, и гвалт, и стук кувалд, и каждый малый звук,
Как зримый образ, отражен на глянце их кольчуг.
Вот слышен угля треск и плеск текущей массы знойной,
И всякий раз, как молот пал, кующих окрик стройный:
«Бей, молот, бей! Крутись скорей, поковка, на цепях!
Толк знают наши мастера в хороших якорях».
Корабль от ветра и волны зависим ежечасно.
Смотрите, он выходит в путь, нелегкий и опасный,
Он спотыкается о риф, и палубу трясёт
От переда и до кормы, и зашатался грот,
И вертится тяжёлый руль, и шлюпки ненадёжны,
Но знают все, что якорь цел – и, значит, плавать можно.
И в шторм от курса ни на дюйм пловцы не отойдут,
Покуда якорь говорит им в трюме: «Вот, я тут!»
Нам мерят время кузнецов удары и поклоны -
Кувалды звон, прекрасней он, чем с колоколен звоны.
Мы кузнецы, и мы певцы – труд с песнею деля!
Великий якорь – наш король, мы – свита короля.
Бей, молот, бей! Свет искр тусклей, и на высокой ноте
Поют и голос и металл. Но вот конец работе.
Пора, чтоб огненный свой трон наш государь сменил
На ложе сумрачное дна, где лишь песок да ил.
Над ним замолкнут ковачей веселые напевы;
И он услышит: «Раз, два, взял!», «Ура!» и «Эо-эва!»,
Когда под стон невест и жён пловцы покинут дом
И с тяжкой ношей на плечах пойдут своим путём.
И, с катов снят, в кромешный мрак он окунётся вскоре,
Уснёт на бархатном песке, как украшенье моря…
О, верный страж, когда б ты был живым, подобно мне,
Ты много бы услад познал в зеленой глубине!
О, если я, как ты, во тьму бестрепетно ныряя,
Изведать мог все чудеса таинственного края,
Сопровождали бы мой путь огромные киты,
И вспенивали зелень вод тяжелые хвосты;
Я б побеждал, но отпускал живым единорога,
Щадя его за красоту единственного рога,
Я ускользал бы от меча коварной рыбы меч,
От страшных челюстей акул, чтобы потом прилечь
Среди норвежских островов на отмели песчаной,
Пока ты через толщу вод, шипящих, как вулканы,
Выкатываешься на рябь береговых песков,
Распугивая по пути пасущихся мальков…
Я отдыхал бы, может быть, в таинственной пещере,
Где прежде ведали любовь царя морского дщери,
И я встречал бы в венных льдах косматых дев морей,
И на лазоревых песках я побеждал бы змей.
Ты тянешь за собою цепь, дельфин тысячетонный,
Ты выставляешь плавники, как древние тритоны.
И день за днём, за ночью ночь, то радуясь, то злясь,
Среди бурунов скачешь ты, плещась и веселясь.
Прости, что сравнен здесь с тобой глубоководный житель -
Нет, якорь, ты спаситель наш, а он лишь разрушитель.
У повелителя морей всегда желанный гость,
Поведай мне, на скользком дне, там чья белеет кость?
И чью тяжёлая волна укачивает стаю?
Чей голос зазвучал во мгле, былое прославляя?
И кто склоняется к тебе, отважный полубог,
В недоумении, дивясь на твой чугунный бок?
Ты память за меня почти всех тех, кто отдал жизни,
Кто в океаны пролил кровь, служа своей отчизне,
Кто холм зелёный променял и кладбище отцов
На вечно зыбкие холмы катящихся валов.
Пусть якорь ставить наравне с героями негоже,
Но честь тебе, что посетил их на могильном ложе!
(С английского)