Я обернулась и увидела себя

Анна Ванян
        Душой, улетающей ввысь, я обернулась и увидела себя. Увидела впервые  знакомое мне лицо.
    Славянская внешность,  голубые  глаза, губы, скорее обидчивы, нежели просто спокойны.  Русые волосы, сжатые туго в пучок  - с детства я так себя помню.
    Просыпалось порою желание что-то менять. Бежала, искала, судила себя и других. Как лошадь на беговом тренажере. 1,2,3,4,5, 15, 50, 100…, 200………………,   999,5 десятых километра.  Бессмысленно, глупо гоняя себя. До боли, до привкуса крови. Будто прятала под языком кусок железа.
   Бои без правил. Один на один  со своею душой. Не жалко себя. Так в спорте когда-то учили себя не жалеть. Терпи, если хочешь быть кем-то. Гоняли до привкуса крови. Стремились, боролись за право быть лучшим.
    Прошлое –  дым,  его нет,  лишь ты, одна…заведенная, будто в поле оставленный кем-то ржавый патефон с раздробленной пластинкой.  Тело свое когда-то гоняла, а теперь душу  вот по всем виражам. До боли, до  перенагрузки.
  Разделяю себя   на белое и черное, на правду и ложь. Два боксера – бейте же друг друга!  Бей! Бей!
     Миллиарды клеток  твоего тела, сцепленные и спаянные когда-то и кем-то, ради источника в тебе, превращенные в сосуд, ради источника в тебе  - тело твое, ныне безликая масса, гудящая с высоты трибун,  -  потревоженный рой диких пчел. 
    Бейте! Один меткий удар, одно неверное движение,  - решает исход поединка.  Кто победит? Потревоженный рой диких пчел с нетерпением ждет, готовый обрушиться  на падшего с диким гулом озверевших тварей.
    Душа, кристальная,  увенчанная лавровым венком победителя, зачем улетаешь от меня? Не оставляй  меня! Я твоя половинка. Я осталась одна, на арене. Я провожаю тебя  глазами. Я не могу кричать – молчание побежденного  велико.
     Душой, улетающей ввысь, я обернулась и увидела себя, будто увидела впервые   
               знакомое мне лицо…
    Не венком лавровым  увенчана  я. Это руки твои,  Великий Отец! Оберегают меня, поверженную, на глазах у меня же самой.  Как же добры твои руки, о Великий Отец! 
    Эй, патефон, погоди пилить свою скрипучую песню.  Отдохни. Не терзай ты мою душу. Тихое поле принимает  меня  бесшумно.  Я стою на дороге ветров. Познавая поверженной душою величие небес.
     Ребенок мой - душа моя. Ты слаба и нежна. Ты бесценна, как редкий цветок. Я люблю и ласкаю тебя. Ты частица моя.  Ты дана мне от Бога  - и  это великий дар!
        Я вернулась к тебе,
        Я обнимаю тебя.
        Пойдем же со мной, дорогая,               
        Они не достанут нас

Ненависть и любовь, великое сердце и ледяное бездушие, улыбка младенца и  дикая злоба  - спутанные   пуповиной, связанные между собой, единоутробные близнецы. Обрезать? Не смейте! Это не ваша воля!
  Не гоняй же ты свою душу, человек!  Не терзай же ты себя понапрасну.  Вода  струится из-под камня,  журчит, поет  в твоей душе. Послушай, как  журчит она, как переливами бежит куда-то вглубь, как будто просит Бога о любви.  Так дай же ты душе своей любви небесной.
    Я оборачиваюсь к себе. Я обнимаю себя.  Живительной водою   рану омыв, смотрю, созерцая, на алую ленту - бежит по воде тесьмой,  потеряна будто бы девой. Бледнее, бледнее,  бледнее.  И вот уже ручей один. Покой  в душе моей  -  как неба свет.