Раздавлен пяткой на проспекте:
Как лист кленовый жёлт и сух,
И кто-то, как в типичной секте,
Сгибает мой опавший дух.
Мне кажется, что я в Берлине,
Что я пред кем-то виноват,
В необожжённой белой глине –
Удар! И вдребезги набат.
Мне сотни книг в глазах прохожих
Сдувают пыль святой земли,
Как будто кар боялись божьих,
Но удержаться не могли.
Я жду, когда б начать сначала –
В исповедальне свет погас,
Я в лапах боли жду сигнала,
И в честь меня тот трубный глас.
Мой лоб пылает, в сердце – стужа,
Я, наконец, обрёл свой ад,
И сотни лет никто не нужен –
Да чёрт возьми их! Пусть горят!
Я убежал из лап свободы:
Там слишком тесно, нечем жить.
Там слишком много игр и мёда,
А я хотел скучать и пить.
И мне ничто не остаётся,
Как только выжить и смотреть,
Как небо медленно взорвётся
И будет некуда лететь.
И я под корень срежу крылья
И вырву с мясом свой язык:
Я был никем – теперь стал пылью,
А быть несчастным не привык.
Меня осудят. Но не строго:
На мне есть кровь, но нет вины.
Я думал, ты была от Бога,
А ты была от Сатаны.
И я вернусь, немой, бескрылый,
Зато живой и полный снов,
А ты, как и была могилой,
Так и исчезнешь средь веков.