Ларсу фон Триеру III
Его жизнь — что плохо — удалось обозначить штампом: незавидная участь.
А ведь несмотря на то, что рыжий, были надежды,
Были ответные взгляды, были забавы в комнатах,
Которые, как живот, но — от лишней мебели — пучит,
Внутри которых зато почти неприлично иметь избыток одежды,
И где делят тела и незаконные вещества ровно так,
Как ничего никто никогда не делает и не делит.
При этом там висели пошлые красные портьеры,
И бывали с визитами ошарашенные менты,
Которые думали, что такого не бывает в жизни на самом-то деле,
Но с первого взгляда лишились этой дурацкой веры,
А молодые теряли то, что считали своим рассудком, от видимой красоты.
Стало теплее — вместе с этим прошло время подходов спереди,
Теперь ему были ясны, близки и понятны красота спины и уязвимость лиц,
Отогретых кровью плюс высокой температурой воздуха и духа.
Но однажды он услышал летящее вслед без причины “нелюди”,
После чего приснились два раза друзья в виде велосипедных спиц,
И он понял, что утонул под струей воды, как может лишь таракан,
но не может — крылья мешают — муха.