Посвящение

Иван Пшеничный
 
   За промёрзшим стеклом – необъятная дикая даль.
   Раскатилась блином – тем, что масляным комом – по вёрстам,
   По времён норовистым ухабам, за здравие тостом,
   Удивительно траурно эхом звучащим всегда…


   Неизменен страны антураж, сколь ни вьюжься Земля:
   Своеволье тиранов, из рабства и в рабство потоки,
   И затравленных гениев кровоточащие строки…
   И нет смысла пенять. Колыбель. Вот такая. Своя.


   И случалось порой (слышишь, дед, я к тебе правлю путь),
   Что нашествий безумных плакатной агиткой не смерить
   И папахами не закидать бесноватого зверя…
   Только в землю врасти. Всем народом – не смять, не согнуть.


   Пусть зовут муравьиным инстинктом тот жертвенный ход,
   Пусть властители «пушечным мясом» играют бесстыдно,
   Нам то что? (правда, дед?!) Надо Дело нам делать! Обидно
   Только быть позабытым своими… А впрочем… сойдёт.


   Не за славу же меряем жизнями путь на закат,
   Кёнигсберга агонию рваною чуя аортой!
   Лагеря нарывают по обе сторонушки фронта
   Концентрацией боли… И путь в этот ад так покат…


   Не рванёшься вперёд – почернеют родных голоса.
   А атака раскрутит легко маховик лотереи:
   Кто куда – в землю, в небо, в полон… Счёт потерян,
   И отписка стандартна: исчез неизвестно куда.


   Жди, родная, врагу не навесить покорства хомут.
   Дед прорвётся к своим, пусть не с первой попытки, но выжмет
   Этот путь… до беды. Снег кружит облетающей вишней…
   Снег сибирский – юдоль ледяная – одежды ему…


   Слышишь, дед! Слышишь, парень! Сынок (я ведь старше тебя)…
   Дотянуть до тебя бы горячие сильные руки
   И отнять у безликости смерти! Но горя порукой
   Фотография, водка, сухарь восходящего дня.


   2010 г.