Служили два товарища: Иван большой да Иван маленький. Один с юга, другой с севера. Иван -меньшой шустрый, как чёрт (мал пострел да везде поспел): и невесту в дом привёл, и сына народил, правда, не видел его ещё, на фотографиях только, так как родился он, когда Ванька уже присягу принял. Иван – великан, наоборот, очень серьёзный и молчаливый был, и девушек сторонился. Все диву давались, что их вместе свело, ничего вроде общего. Служили они на Урале, какую-то зону охраняли. Два года как сыр в масле катались – все ребята хорошие подобрались, не зарывались, да и командиры строгие, но справедливые. И вот до дембеля считанные недели оставались, как вдруг подняли среди ночи, всю воинскую часть погрузили на поезд и повезли в неизвестном направлении.
А когда рассвело, на горизонте горы показались. Только тогда понятно стало, на войну в Чечню везут. Разместились в небольшом ауле, на какой-то высоте, кругом горы.
Два Ивана опять вместе, бок о бок служат, в караул и в разведку вместе ходят. Служба поначалу спокойная и тут была: ну постреливали иногда, ну снайперы с вышки пару раз часового сняли, но серьёзных боёв не было.
И пошли Иваны в очередной караул, один большой, другой маленький. Недолго простояли. Упал меньшой Иван замертво – снайпер прямо в голову попал. Бросился Иван - большой к нему, да ничем ему уже не поможешь. Переживал Иван так, что смотреть на него и у командира сил не было. «Как же так, меня, великана, не подстрелили, а его, метр с кепкой, махом?» Решили все вместе снайперов разыскать, за Ваньку рассчитаться.
Каждый день по два отряда на разведку ходили. Через некоторое время, может два или три дня прошло, нашли снайпера, русской девчонкой оказалась. Стали её расспрашивать, выяснять, за что она наших парней так ненавидит, а она им в ответ хохотать начала, хохочет и остановиться не может. У пацанов откуда-то столько злости оказалось, не стали они командиров дожидаться, сами решили с ней разобраться. Связали покрепче, затолкали, что есть мочи ей гранату, выдернули чеку и отошли подальше. Разнесло её так, что мало чего осталось.
Ванька в тот день тоже в разведке был, только с другим отрядом, и угодили они в засаду. Первый раз в серьёзную заварушку попали. Рация у них разрядилась, поэтому помощи ждать не приходилось, бились до последнего… Ванька последним и остался: патроны кончились, гранаты тоже…
Когда всё же основные силы подошли, было уже поздно – никого живых не было. Ваньки среди них не нашли.
Командир части, как раз должен был на несколько дней в Москву ехать, письма солдат родным увезти хотел, и Ванькино тоже. Хоть и было велено ничего о месте службы не писать, но весточку, что живы, здоровы, матерям послать надо было. А тут такое… Понятно, командир никуда не поехал, а почту вместе с грузом «200» отправили. Решили всё равно и Ванькино письмо матери отправить, раз его среди мёртвых нет, может ещё и живой.
Прошло несколько недель, а об Иване ни слуху, ни духу. Только боевики с каждым днём всё наглее становились, нападали среди бела дня, не прячась и не скрываясь. Только и наши, не из робкого десятка, отпор давали – за каждого нашего троих убивали, никакого покоя им не давали.
И вот однажды утром, прямо по дороге в часть, под беспрерывным обстрелом со стороны гор, появилась грузовая машина, «Урал», а за рулём – белый-белый, с тусклыми глазами, избитый и израненный Ванька. Руки его наручниками к рулю пристёгнуты, едет медленно, километров двадцать в час, а кузов полный человеческих голов.
С трудом узнал его командир, крикнул часовым, чтоб не стреляли, а сам навстречу побежал.
- Стой! – кричит. – Стой!
А Ванька отвечает:
- Не могу! Взорвёмся! Все погибнут! Дайте, я до обрыва доеду! – и дальше тихонько катит.
Не мог командир допустить, чтоб и этот Ванька погиб. Залез он к нему на ходу в кабину, и говорит:
- Держи руль ровно, я от тебя провода отсоединить попробую…
- Да не успеть вам, три минуты осталось, прыгайте! Меня не спасёте и сами погибнете ни за что…
В это время солдаты где-то кусачки достали и отвёртки какие-то, одни со стороны Ивана руль отвернуть хотели, другие кусачками наручники перекусить. Лишь когда до пропасти оставались считанные метры, а на часах десять секунд до взрыва, удалось им Ваньку из машины вызволить. Только и успели, что за выступ на обрыве скалы спрятаться, когда взрыв произошёл. Никто не погиб.
Ваньку отмыли, откормили, в госпитале подлечили, только вот цвет волос не исправить – белые как снег стали, да постарел лет на десять – в армию уходил мальчишкой, а вернулся стариком.
После демобилизации, первым делом к родным Ивана – меньшого поехал, личные вещи отдать, повиниться, что друга не уберёг. И посёлок, и улицу, и дом разыскал, а зайти - сил нет, ноги не идут. В это время мать Ивана – меньшого из дому вышла, увидела его и села на ступеньки на крылечке:
- Так вот ты какой, Иван – великан, сыночек о тебе в каждом письме писал, я б тебя из тысячи узнала… - и заплакала.
И у Ивана нос запощипывало, и слёзы покатились сами собой.
А тут вдруг пацанёнок, лет трёх, на трёхколёсном «коне» мимо промчался, чуть Ивана с ног не снёс.
- Ванька, оголец! Что же это ты делаешь, чуть солдата с ног не сбил? – подбежала молодая девушка, с длинной рыжей косой и бездонными голубыми глазами, Иван – большой сразу узнал в ней Лиду, невесту Ивана – меньшого, он её фотографию показывал.
Как посмотрел Иван на мальчишку, так сразу в нём своего друга увидел: те же глаза пуговками, те же веснушки, тот же нос, вздёрнутый чуточку.
- Так и не увидел сына, не судьба видно… - обронила старушка – мать, с горечью в голосе.
Ещё минуту помолчав, добавила:
- Что ж мы тут на улице, пошли в дом, ты нам как сын родной…