И тишина.
Я рассказывал тебе сказки про белых птиц,
про принцессу Элизу и братьев ее лебедей.
а потом что-то хлопнуло
и я не помню лиц,
ни твое, ни мое, ни каких-то еще людей.
только чернь камышей да дрожащие обручи по воде.
а потом ты орала.
швыряла в меня что-то мокрое, скользкое, с выпущенным нутром,
я глотал это, как бальзам.
потому что я думал, что мне еще повезло,
что у нас есть свой дом и в доме горит очаг,
что улыбка твоя малинова и горяча
и вкусна, что вот-вот я коснусь твоего плеча,
и тогда...
Стоп.
Ты сказала мне: хватит.
И ушла. Это были твои по воде круги.
Я весь год извертел в перемятой своей кровати,
Исшептал: пропади, уходи, передумайся, вымри, сгинь!
я почти что рыдал.
я почти что упал в свежевырытую могилу.
ты сама говорила, что это ждет подлецов.
а однажды утром я кое-что осознал:
от тебя вспоминались мне только пруды и рыбы,
летящие мне в лицо.
и я медленно встал.
я долго стоял под горячим душем.
я смывал с себя рыбьи кишки, человечью желчь,
человечье холодное "здравствуй", твое "послушай,
мне так надоело, мне так надо-надоело,
что хочется сжечь".
все оно утекало в слив с еле слышным свистом.
я стоял у окна и смотрел на игру теней.
я почти что рыдал. потому что мне было чисто.
Чисто и тишина.
И что-то еще за ней.