На Новодевичье
нам, грешным, хода нет.
Ни мертвым, ни живым, —
не та структура.
Там,
милицейский выставив пикет,
За всё берет реванш
номенклатура.
Они еще при жизни
перед нами
Воздвигли двери
в кожах и замках,
Заборы — с проволокой, с топтунами,
Оставив нас, разумных,
в дураках.
Да,
мы и после смерти
их прошляпили.
Они там окопались не на час.
К Хрущеву,
к Маяковскому,
к Шаляпину
Они опять
не пропускают нас.
Они заткнут
и в глотку Бога кляп.
И не мечтайте
строенным перстом
Перед могилкой
Чехова иль Гоголя,
Хоть в мыслях,
осенить себя крестом.
Лишь по заявке, скопом, коммуналкой,
Организованно,
плечо в плечо,
Официальной слезовыжималкой,
Пережимающей
печаль в почет.
Страхуются, чтоб точно знать
и спрос с кого.
А в одиночку — кукиш
в души нам,
Чтоб поклониться косточкам
Твардовского
Или калине красной
Шукшина.
Вокруг,
заняв командные высоты,
Лежат
творцы духовных конъюнктур.
Надгробия их,
грозные, как дзоты,
За нами зырят
взором амбразур.
Они и мертвые
следят бесонно,
Чтоб глубже окопался бюрократ,
И нынче
Держат насмерть оборону
В Москве
за свой чиновный
Сталинград.