Погиб поэт...
Из самых первых —
Пушкин.
Толпились возле трона господа.
Стоишь ты не у трона,
у кормушки,
Похрюкивая в рифму иногда.
Поэта имя, будто кущи рая,
Благоуханий дарит нам букет.
Произнеси фамилию: — Фуняев,
Вмиг ощутишь ноздрями туалет.
Вы скажете: — Не грубо ли?
Однако
Разыгрывались, будто бы в лото,
Над Бродским суд
и травля Пастернака —
И Солженицын — вон!
А судьи — кто?
Для них и Пушкин... негритос из гетто.
Что Слуцкий, что Багрицкий —
сионист.
— А ну, в шеренгу, мертвые поэты.
Доносами на вас чернеет лист.
Лицом к стене и только без эмоций,
И руки всем держать за головой.
И Вы,
Владим Гитарович Высоцкий, —
Одна шарага. Ну-ка с ними в строй!
Делились в старину последней коркой,
Давали сирым странникам приют.
Был на Руси вошедший в поговорку
Святой закон: "Лежачего на бьют".
Лежат
Кульчицкий, Уткин, Городисский,
Их слово на крови закреплено:
"Не до ордена, была бы Родина
С ежедневными Бородино".
Копштейн, Майоров, Коган и Отрада,
И мать земля —
одна на всех награда.
Распорядились собственной судьбою
И до сих пор ведут разведку боем.
А Вы
им в спину целите, Глумяев,
Статьями воздвигая Маобит.
Достреливали павших полицаи
С опаскою, что кто-то не добит.
Наш век гордится, космос открывая,
И от стыда не подымает век.
И Вам,
Дантес Мартынович Коняев,
Воздаст по чину двадцать первый век.
Мой век,
натягивая на гитару нервы,
Бросает сталь перчатки Вам в лицо,
Пройдя тридцать седьмой и сорок первый,
Пощечиной
он метит
подлецов.