Фрегат
флибустьерской планеты
Скрипит, но пока не течет.
Двадцатого века поэты,
С меня
начинался
отсчет.
Мне пуля была
именная.
Рабочий не ведал прицел
Над горном, ее отливая.
С меня
начинался
отстрел.
Не рухнул в расщелину в Альпах,
Снискал людоедов почет,
Не сияли мне в Африке скальпа,
С меня
начинался
отсчет.
А первая мировая?
Георгиевский кавалер.
Хотя бы царапнуло краем.
С меня
начинался отстрел.
Бескровное зарево стынет,
Авроровой сталью звеня.
По Зимнему —
холостыми.
Свинец берегли
для меня.
Оставил заливы Россини
И в Питер,
где ветер, как черт,
Поэтов
растить
для России,
Надеясь на нечет и чет.
Но избранного
после Блока
Февраль
на мечту обречет.
Пал август.
Кровавая склока.
И начат "веселый" отсчет.
Трусливой эпохи банальность
Уставом,
как в монастыре,
Блюдется индивидуальность, —
Поэзии
моноотстрел.
Кронштадского следствия росчерком
Фемиду
толкнуло на месть.
Не станет поэт
доносчиком,
Храня офицерскую честь.
Тюремной решетки
шарада
В квадратике голубизны.
Над рифмами Петрограда
Висит
гильотина
луны.
Апостолы — гумилята,
вам,
Уйдя, завещаю ту боль,
Что рифмой взлелеет Ахматова, —
К жестокой России
любовь.
А тем,
кого минули пули,
Этапы
и лагерный срок,
В Парижи вам,
в Ливерпули
Открытых заморских дорог.
В Афины, в Китай, в Абиссинию
Вам заново стих открывать.
Как сладко
о горькой России
Вдали от нее
тосковать.
Уже за кормою фрегата
В волне
отразилась заря.
Матросы мои, гумилята, —
От трапа!
Поднять якоря!
Вам ветры поют менестрелями,
Чтоб каждый
за борт —
пистолет.
Я — первый в России
расстрелянный
Двадцатого века поэт.