Утро делового центра любого города совсем не то, что в спальных районах, даже тёмное и холодное ноябрьское, оно похоже на идеально подобранные строгие костюм и галстук, гладко выбритый подбородок, свежую газету. Здесь целеустремленные уверенные в себе люди на хороших авто, с дорогими часами, обхватившими запястье левой руки, знающие цену денег и времени, энергично строят свое успешное будущее. Здесь чисто, аккуратно и как-то..., пусто, что ли? Конечно, не в смысле людей пусто, их-то как раз в подобных местах всегда хватает, а просто - ПУСТО.
Ничего удивительного, что бизнес-сердце её крохотного Городка практически не было исключением из этого правила. И кому только в голову пришло распластать такую вот безликую серую тушу (в народе прозванную Пентагоном), под боком у беззаботного, радостно звенящего на сквозняках Янтарного сквера? И ведь практически все жители были против, и роза ветров вроде как не подошла, а бургомистр, так тот вообще и руками и ногами отбрыкивался, не без оснований опасаясь, что тихий и спокойный Сквозной бульвар вмиг заполонят бесчисленные машины. Но где-то что-то подсчитали, подписали и вот, стоит одинокое чудо-юдо посреди Голой площади, проложен широкий Лишний проспект от неё до района Новых высот. И даже уже привыкли все. Во всем можно найти свою прелесть. Параллельно-перпендикулярная монохромная скупость, шуршание множества решаемых дел и математически точные узоры вежливости и резкости порой тоже бывают нужны и приятны. Пентагон постепенно стал чем-то своим, близким, - люди начитанные назвали это умным словом "ассимиляция". Кстати, пробок на Сквозном бульваре так и не появилось.
Никуда не спеша и совершенно пренебрегая образцово выметенными дорожками, она шла сквозь ставший прозрачным сквер: хрустко ступала по смерзшейся корочке листьев, смотрела задумчиво вверх, - было еще темно и глубокий бархат неба блестел инеем звезд.
- Хорошо как, - вздохнула она, развязав газовый шарфик и спрятав его в карман плаща; ветер тут же лизнул ей шею.
- Да, - вздохнул кто-то рядом.
- Не страшно одной гулять в темноте?
...шаг, еще один и еще... Казалось, ее совсем не смутил этот неожиданно прозвучавший мужской голос, кстати, несомненно, приятный, с терпкими нотками хрипотцы, насыщенный; голос серьезного взрослого человека, правда, немного уставшего. Не останавливаясь, даже не повернув головы, она, как ни в чем не бывало, спокойно продолжила:
- А вы замечали, что если долго смотреть на звезды, то можно разглядеть, как они чуть-чуть шевелятся в своих паутинках? А еще, что они похожи на маленькие дырочки? И подмигивают тихонько?
Незнакомец немного помедлил (ей было слышно, как гулкие всплывают в его голове мысли: "Что я тут делаю?", "И чего не спалось?", "Я же вообще сегодня мог не приезжать", "Черт дернул, да еще в такую рань", "Совсем свихнулся с этой работой", "И понесло ж, блин, ноги ломать по кустам...", "А звезды, даа, хороши...", "Все-таки, наверно, не зря...", "И ведь что-то такое было..."):
- В детстве...
- ...вроде бы, - ответил он не очень уверенно.
Теперь ее легким шагам вторили тяжелые мужские.
- ...упала, - сказала тихо. - Успел загадать? - переходя незаметно на "ты".
Звонко треснула подвернувшаяся под ногу ветка.
- Я никогда не успеваю. Пока летят - любуюсь, а потом уже поздно.
И с грустью добавил:
- Да, и давно я не то чтоб на звезды, даже просто на небо не смотрел.
- Жаль. Сегодня ты должен обязательно успеть.
Их слова были так органичны и неторопливы, что, казалось, вплетаются в тени, и длятся, длятся в темноте...
Они прошли по берегу Тонкого пруда: кое-где по самому краю протянулась льдистая плёночка, - у склонившейся к воде ивы свернули. Деревья, облетевшие, совершенно голые и беззащитные, походили на трещины... или на корни, пущенные землей в прохладную воду воздуха.
- Иногда мне кажется, что землю давно пора пересадить... вот так, пока все спят, - еще пол сотни канувших в отсутствие света букв, шорох...
- ...думаю, да.
- Да-а-а... - протянула она. - А, правда, здорово побыть наедине с космосом?
Он усмехнулся:
- Не знаю. Нас же трое, получается уже не наедине.
- Эх, ты, - это было сказано с таким превосходством опыта, что можно было усомниться, кто кого старше. - Совершенно ничего не понимаешь. На самом деле, есть вообще только он, КОСМОС, а мы так, слова в темноте.
Они помолчали. Где-то за домами вскрикнул тепловоз.
- ...холод пахнет дымом, - нарушил молчание голос. - В больших городах совсем не так - только мертвой водой.
Вздох и как-то не к месту:
- А днем, наверно, опять потеплеет.
- Наверно... - эхом отозвалась она. - Жаль, быстро растаял снег.
Одиноко прошуршала машина, чуть погодя ветер принес кисловатый запах свежеиспеченного ржаного хлеба. Сквер кончился, дальше раскинулась большая, выложенная серыми плитами площадь, тлели тускло-коричневым редкие фонари, блестели замерзшие лужи. Несмотря на раннее время, многие окна Пентагона уже ярко горели.
- Жаль... - повторила она задумчиво.
Покачалась на носочках на краю поребрика и, спрыгнув, пошла вдоль него.
- Мне раньше очень нравилось ходить по линиям стыков таких вот плит, особенно, когда звезды. Мне казалось, в этом есть что-то от волшебства...
Каждый думал о чем-то своём, и, в общем-то, по большому счету, совсем ни о чём. Было слышно как под подошвами поскрипывают камешки.
- Знаешь, я очень давно не гулял вот так. Постоянно нет времени.
- Теперь будешь?
- Не знаю.
Дойдя до скамейки, она села на краешек, нахохлилась словно маленькая птичка.
- Садись.
- Спасибо.
Двое случайных прохожих, они сидели, любуюсь этим чудесно-звездным ноябрьским утром, вбирая в себя вместе с мерцанием далеких солнц что-то очень-очень важное. И границы начали расступаться. Внезапно мир стал как будто бы шире, глубже, одновременно сужаясь до каждого оттенка, до каждого запаха, до каждого звука и прикосновения. ...вот ветер со стуком протащил по бетонной плоскости жухлый лист, вот что-то электрически загудело в фонаре над их головами, вот, примятая обувью, под деревьями начала распрямляться смерзшаяся подстилка, вот зашептались ломкие сухие стебли крапивы, пискнув показалась из норки мышь, повела бусинкой носа, спряталась (еще слышно, как скребут под землей ее маленькие лапки), вот, словно тени, скользят по площади на работу менеджеры, руководители направлений, специалисты всех категорий. ...вот новый порыв ветра принес запахи: дыма (легко распавшегося на тональности: сосна, ель, осина, уголь), сухой пыли и, еле уловимый, примученных морозом преющих листьев. Да, и ветер был уже чем-то совсем иным: не разрозненные нити, что рождаются и умирают где-то совсем рядом, а бесконечное живое полотнище, укутавшее всю планету. А звезд..., звезд видимо-невидимо. Темно-сливовый сменился темно-лиловым. ...вот скрипнуло дерево, цокая коготками из темноты появилась большая рыжая собака, коснулась руки мокрым холодным носом, вдали прогудел теплоход, друг за другом промчалось несколько машин по пустынным улицам, со стороны железки потянуло соляркой, маслом и туалетами, вякнула сигнализация, завелся мотор, громко зевая и потягиваясь, из подъезда ближайшего дома вышел дворник, с ветки сорвался припозднившийся лист, и, кувыркаясь, упал на скамейку..., - сотни, тысячи, тысячи тысяч звуков, запахов, ощущений, порождающих новые связи, преображающихся... И понимание: все эти метаморфозы - всего лишь мельчайшая часть единых процессов огромнейшего организма, и они тоже всего лишь часть...
Небо начало неторопливо светлеть, на востоке пролегла розоватая дымка...
- Еще одна упала... Здесь хуже видно, фонари мешают. Знаешь, я загадала, чтоб ты тоже успел загадать.
Она почувствовала удивление, и еще множество сменяющих друг друга чувств. Облачком выдоха повисло еще одно "спасибо".
- Нельзя ведь рассказывать - не сбудется, - в голосе слышался легкий укор.
- А я верю только в те приметы, которые нравятся. Жди.
Мигнув, погасли ближайшие фонари. "Благодарю", - одними губами произнесла она.
И вот, легким стремительным росчерком упала...
- Успел, успел!
- Я теперь никогда не потеряю, никогда не забуду этого, - сказал уже тише.
Она слышала, как он улыбается, как громко и радостно дышит, разгораясь, словно стряхнули с углей золу.
- Знаешь, теперь я пойду. Спасибо, - и еще чуть-чуть подождав, запахнул пальто, сунув руки в карманы, пошел в сторону Пентагона.
Мимо все также сновали серые тени, целеустремленно, молча, неизменно похожие друг на друга.
- За что? Ты все сам, - прошелестело вслед.
Ему захотелось обернуться, сказать ей еще что-нибудь, что-то теплое. Например... Например, что в своем ярком плаще она похожа на удивительный пион ни с того ни с сего распустившийся в преддверии зимы. Но, вдруг смутившись, прибавил шагу. На душе у него было ясно и легко.
- Имаго, - улыбнулась маленькая волшебница.
Наверно, только она, да рыжая собака видели, как, роняя в серые тени золотисто-теплые семена, новорожденное солнечное облачко рассекло предрассветные сумерки. Тени светлели.