В грехах я погряз, утонул с головой,
Всю жизнь спешу выпить до дна,
Но, где б ни бывал, возвращаюсь домой
И ждёт на пороге жена.
Я пью без закуски речей её мёд,
Всё в памяти нежно храня,
И жду терпеливо, когда назовёт
«азиатским архаром» меня.
Я тут же ей выдам: Живи много лет!
За доброе слово – поклон.
Мы – Азия, скифы – об этом поэт
Сказал (ему врать не резон).
Когда раскрасневшись, как будто в бреду,
Жена завопит: Идиот!!!
Я ей Достоевского тут же найду –
Пускай на досуге прочтёт.
Богат лексикон половины моей,
Но в толк не возьму я никак:
Зачем при смешении наших кровей
В семье только я – Вурдалак?
Держусь молодцом и мотаю на ус,
Готовлю ко сну я постель,
Мечтая о том ,как с утра похмелюсь,
Но слышу вдруг злое: Кобель!
От счастья я тявкнул и нос ей лизнул:
Родная, какой же ты клад!
Начало мужское себе я вернул!
Ты рада? И я очень рад!
А утром подъём, будто бурный поток,
Слова камнепадом летят.
Лежу и молчу, и смотрю в потолок-
Чего там – опять виноват.
Потом – тишина, мир, покой на земле.
Терпеть не могу суету.
На кухне записку нашёл на столе:
Не жди, душегуб, не приду!
Три дня я не ел и три ночи не спал,
Всё время терзал телефон.
Не скрою – по ней я ужасно скучал
И жизнь без неё – дурной сон.
И вот – день четвёртый – не верю глазам:
Смотрите, кто в гости пришёл!
Раскрылись уста, как волшебный Сезам:
Ну здравствуй, безрогий козёл!
Рассыпалась в прах отчужденья стена
(лет двадцать уже как женат)
Я – низкий поклон и: Спасибо, жена,
Что я до сих пор не рогат!
Нам вместе идти до доски гробовой,
Надеюсь, что тысячи дней.
И что бы в семье были мир и покой,
Хоть кто то быть должен умней.
Южно-Китайское море сентябрь 1994