-- I --
Хромой собаке не отгрызть колонну
от вавилонской башни. Кость вкуснее,
припрятанная добрым поварёнком
у мусорного бака ресторана.
Так почему, даря тебе котёнка
по прозвищу Восша, я вспомнил данный
обет молчанья. Или вновь во сне я
брожу по мегаполисам оконным
и мысли перепутаны до слова
из распродажи телеграммных строчек,
до чувств, которым не привесить "снова" -
ярлык, похожий чем-то на подкову,
блестящую в пространстве грязной ночи…
Ну почему, скажи, мне так фигово…
-- II --
Газетный чад имеет привкус кофе
с корицей… Или нет – с одесской солью.
Собака помнит поводок. Котёнок –
лоток для испражнений. Память носа
для зверя не таит дурных вопросов
и не тревожит раз прожитой болью,
а поводок, наверное, был тонок
и сделан из некачественной кожи.
А мы с тобой одно, но различимы
при свете дня, для тех, кто носит линзы,
меняющие цвет зрачков на белый.
Как будто бы не люди – негативы.
Будь я художник, - написал картину:
мешки с мукой идут к пекарням с мельниц.
-- III --
Мы отвыкаем от звучанья лестниц,
от ноты "до" заношенных ботинок,
от ноты "си" высоких модных туфель.
Мы привыкаем жить "как будто вместе",
к чужим вещам на гнутых спинках стульев,
скучая, половиня половинки,
придумав, что всё прожитое честно.
А может так и есть?.. В шкале последствий
нет катастроф вселенских, прочих бедствий.
Привычки, что как ком засохшей глины,
улыбки, что до боли сводят скулы
вновь ночь проявят бездной глаз акульих
сквозь голубую тину занавесок.
-- IV --
Хлеб, что не тронут с вечера, стал пресен,
а должен был черстветь, теряя мякиш
и превращаться в пемзу мыльных опер,
способной отскоблить мозоли утра.
Надежды не хитры - не копят мудрость,
хромой собакой пробегают тропы,
что связывают двери странной клятвой
пускать лишь тех, кто не приносит вести
о новом дне, как истине. Ты хочешь
спросить о том, что будет через годы?..
Наверно нет. Достаточно недели.
Ведь в этом сроке все понятны мели,
пусть реки обмелели, в русле строчек
ещё дымят желаний пароходы.
-- V --
Эксперименты с внешностью наивны.
Шиньоны, грим, иной фасон одежды
не замедляют разложенье света
в сетчатке глаз на зиму и на лето.
Запрись в себе. Острожницы невинны.
По наговорам все проклятья. Прежде
хватало силы защищаться. Петли
дверей подъездов зло скрипят об этом.
Но ты не слышишь, отсекая время
на каждом получасе жёлтой пилкой,
назначив солнце лектором по теме:
доступность откровенья в аде или
о шоколадном буме в тихом рае
пока в нём нет того, кто надзирает…
-- VI --
Котёнок коготком сцепился с краем
нелепой, цвета неба занавески.
Чтоб разозлиться, все причины вески,
но сохранить покой нельзя играя,
тем более на душу с кем-то мерзким,
имеющим все сходства с отраженьем
того, кем буду я немного позже.
Две части поводка из грубой кожи
хранятся там, где выцвели две тени,
где в баночке с раствором зреют линзы,
как яблоки на дереве запретном,
готовясь падать в руки… Право жизни
менять событий ход, а право смерти
итожить вес просеянных мгновений.
-- VII --
Так почему Восша?.. Ты не спросила.
Согласие не женщины, а жрицы
отпугивает принцев и героев.
За дверью никого не будет кроме
хромой собаки - признака столицы.
Ни мяса накормить её, ни силы.
Вновь что-то между городом и домом
клюёт зрачки огромной чёрной птицей.
Её следы мы видим на страницах
открытой книги. Боль и страх знакомы.
Пока тоска не спрячет наши лица
в побелке потолочной тихих комнат.