Витёк или грибы на Синявинских болотах

Николай Солохин
   Я вытащил шнурок из кроссовок и привязал шнурками складной нож к сломленному стволу молоденькой сосенки, обструганной от лишних веточек и колючек на стволе. Получилось своего рода копьё с крепким, упругим древком.
   На кулак намотал кожаный брючный ремень, как это делали в Риме гладиаторы во время кулачных боёв. Всё, приготовился к встрече.
   Я лучше сдохну в этой драке, но не дам надругаться ни над собой, ни над сокурсниками.
    А Витёк со своей подружкой стоят поодаль, на опушке леса, и, с корзинками полными грибов и пластиковыми пакетами с лесным урожаем, смотрят на мои странные приготовления.

   Оборачиваюсь и ору им, перемешивая слова с матерной бранью:
- Чё уставились?! Бегите вниз, к озеру, по берегу озера можно выйти из леса, или найти рыбаков, знающих местность!
- А ты... - спросила полушёпотом подружка.
- Чё - я? Если вы щас не свалите, то нас с Витькой всё-равно здесь закопают, а тебя ещё и "драть" тут будут эти уголовники всей компанией, пока не сдохнешь! Если не успеете уйти, так хоть спрячетесь...- Проорал я сокурсникам, растерявшимся от происходящего.

   Витек подошёл ко мне близко и прошептал на ухо, незаметно вытирая слёзные глаза:
 - Ты ж понимаешь… Я ж не боксёр, драться не умею.… Драться не умею, да и Данила (сынок) ещё совсем маленький.… Прости…
  И, рассекая стриженой бородой воздух, схватив за руку подружку,
подхватив лесные плоды осени, помчался с ней вдвоём по косогору вниз, к озеру.

-Тьфу, козёл! – Сплюнул я. Вдвоём с нормальным мужиком мы бы выстояли и против пяти уголовников…

                ***
А всё дело в том, что бродя по лесу в поиске грибов и ягод, пробираясь по заросшим лесом окопам и блиндажам эпохи второй мировой войны, мы и не заметили, что за нами следят трое голодных уголовников, может, и четверо. Но встреча с ними произошла уже только на опушке леса, на пологом спуске к озеру, заросшем жухлой, обглоданной коровами травой.
   По этим синявинским лесам бродило тогда много странного народа, ищущего брошенное в годы войны оружие или боеприпасы, коими тогда пополнялся питерский криминал начала восьмидесятых.   

   Как только мы втроём, три студента-однокурсника, вышли из лесу на опушку, тут и вырулил из лесу этот тип, один и в кепке. Он подошёл к нам без робости и попросил закурить. Пока он раскуривал предложенную ему сигарету, я внимательно разглядывал татуировки на пальцах его рук.

   Татуированный и Витёк вели беседу о дожде, грибах и рыбном клёве, а я отвёл сокурсницу в сторону и шепнул ей:
 - Он не похож на грибника, у него нет с собой ни корзины, ни сумки для собранных грибов.
   Девушка хохотнула и ответила, что я – параноик с манией преследования. И тут же увидела, что я оказался прав.

   Татуированный незнакомец, докурив, цыкнул слюной через щербину в зубах, и открыто и нагло переменившись, прошипел нам:

 - Хватит бакланить! Выгребайте всё из карманов, оставляйте грибы и гребите прочь отсюда. Да, это я – пацанам. А баба остаётся здесь, с нами (?). Хорошо даст – так вернётся домой…

   Только, говорит, не дёргайтесь. Там, у выхода из лесу, в кустах – второй, с ружьём. Пальнёт сразу, ежели что…

  Я так думаю, что если б у кого-то было ружьё, то они бы вышли вдвоём, даже не прячась, здесь в лесу, далеко от города и проезжих дорог. Но Витёк вынул свой бумажник с деньгами и отдаёт его этому наглому уроду.
   Потом вымогатель подходит ко мне, самому низкорослому в этой компашке. Я засовываю левую руку в свой пустой карман (гроши были в другом кармане, деньгами их не назовёшь), а правой рукой резко, коротким ударом снизу, бью ему в подбородок. Кепка слетает с головы бандита, и какое-то время он ещё стоит с откинутой назад головой.
   Не теряя ни секунды, хватаю его двумя руками за уши и быстро нагибаю его голову на встречу своей коленке. Хрустнул носовой хрящ у лесного вымогателя, и бандит упал мордой вниз, потеряв сознание.
   Я нагибаюсь и беру из его безжизненной руки Витькин кошелёк с остатками от студенческой стипендии и бросаю Виктору. А бледная студентка, окончательно побелев, вскинула на меня свои мокрые и огромные чёрные глаза, гневно (!) проорав:

- Ты же его убил!!!

   Я отвёл глаза, отошёл и пощупал пульс на шее  контуженного, лежащего в траве. Пульс есть. Только частит….

  А и убил бы не глядя, в этой ситуации, не думая об ответственности. Я защищал жизнь и честь троих нормальных людей. И кто для меня этот урод, способный отнять у стариков кусок хлеба, способный насиловать свою жертву до смерти…

                ***
   Ребята убегают вниз.  А я снимаю с себя кроссовки, оставшиеся без шнурков ( свалятся с ног, если придётся бежать), запихиваю их в карманы куртки.
   Беру в руки самодельное копьё, внимательно просматриваю территорию, облысевший косогор и кусты близкой опушки леса, прислушиваюсь к шороху начавшейся мороси осеннего дождя. Так и стою на мокрой траве в вязаных шерстяных носках, чувствую себя защитником рубежей Родины: «Ни шагу назад».
   Ребята-студенты скрылись за кустами у озера, и треск сухих веток от их бегства перестал доноситься.

   Пока мы беседовали с Витьком и подружкой, ушибленный бандит уполз, пользуясь тем, что в высокой траве его было не видно и не слышно. Уполз в лес.

   Коленка ноет после соприкосновения с лицом любителя чужих денег, носки промокли. Рука, обмотанная кожаным ремнём начала затекать.

                ***
  О! Дождался! Выходят из лесу! Уже двое. После первого раунда у бандюги номер один сильно распухла переносица, и начали заплывать опухолью оба глаза, он уже походил на лицо крайне восточной национальности.

   У меня странное состояние безмыслия, пустотности, какое бывает
когда стоишь в углу ринга, перед началом поединка. Ни страха, ни планов…
   Лишь бы не прокараулить ещё одного, третьего, который наверняка где-то здесь, недалеко, если он есть.… Такие твари, как эти, всегда ходят стаей. Шакалят.

                ***

   Часто вспоминал раньше Олега, сослуживца по армии, имевшего чёрный пояс по каратэ и выросшего в группе советских войск в Китае, в семье военного. На мои приставания об обучении боевым искусствам он, Олег, обычно отшучивался или рассказывал какие-нибудь небылицы. Например, говорит, мол, придумай сам приёмчик, лишь бы со стороны он выглядел, как в кино, эффектно. Это сто процентная победа для уличных приключений.
   А сам-то он пробивал пяткой дырку в боковой стенке мебельного шкафа, изготовленного из древесно-стружечной плиты. Это я видел сам.

   Вот и стою, держу в руках «копьё» с наконечником из складного ножа, в шерстяных вязаных носках и с торчащими из карманов куртки жёлтыми кроссовками «Пума». Голова повязана женским головным платком на корсарский манер, чтобы защититься от клещей и комаров.
   Зрелище в высшей степени нелепое. Чем я не ниндзя?

    Со смехом в душе вижу себя со стороны и одновременно разглядываю эти два «синявинских гриба», выползших из леса.
Взгляды у них какие-то неласковые на небритых худых лицах.

     А сам приставными шагами по дуге обхожу их с фланга, чтобы быть чуть выше, чем они на склоне холма. В голове мелькают где-то виденные картинки из борьбы, упражнения УШУ…
    Да ладно, ребята-студенты уже успели спрятаться или убежать.
Потом я узнал, чем они занимались в ближних густых кустах.

    Один из этих двоих, передо мной, рассмеялся, оголяя прокуренные зубы, и говорит своему подельнику-мухомору:
 - И чё, этот сопляк мог тебе так навешать?..   Он вынимает из кармана небольшой кухонный нож и, театрально перекидывая его из правой руки в левую и обратно, расставил ноги на ширину плеч, приняв какую-то странную позицию.

   Ждать мне нечего. Не глядя на уже побитого бандита, я припугнул готового к нападению, делая вид, что хочу ударить его острием самодельного копья. А сам, тут – же, с шагом ногой вперёд перевернул «копьё» в воздухе  и тупой частью древка ударил прямо в раскрытую промежность любителя острых ощущений. И с такой же скоростью, почти мгновенно, перевёл удар древком в висок.

   Нападающий свалился, визжа и ругаясь непереводимой бранью, обронив свой ножичек в густую траву. Чтобы дать понять, что я не шучу и не боюсь этих «синявинских поганок», я ещё ткнул резко и легко острием «копья» в бедро пытающегося подняться бандита.
   Рассчитывал удар так, чтобы не проткнуть бедро, но напугать болью.
   Поверженный взмолился отпустить его в лес. А друг его, с ломаной переносицей, уже пулей исчез за кустарником на опушке леса.
   Я не помню, что я мог тогда сказать, видя, как он захромал к лесу вверх по холму, прикладывая к голове  нижний край от своей рубахи, как бы промакивая рану.

                ***

   Я, уже успокоившись, начинаю спускаться по косогору к озеру, лёгкой пробежкой вдоль кустов, стараясь не ступить  в коровьи лепёшки.
   Вдруг, удар в спину, в гребень левой лопатки, да такой силы, что я падаю на бегу, приземляясь на коленки, сдирая кожу на коленях от инерции.
   Быстро вскакиваю на ноги: ага, вот он и третий! Поджидал в кустиках, тактик хренов! Он из-за кустов бросил мне в спину плотницкий топор, небольшой, не такой, как для колки дров.
   Счастье то, что топоры вонзаются в тело от броска только в боевиках. Топор обухом ударил меня в лопаточную кость сквозь куртку.

    Мы оба бросились к этому топорику, наперегонки, столкнулись,
судорожно борясь за валяющийся в траве инструмент. Матерясь отборно, во всё горло, не стесняясь выражений, мяли и рвали друг друга, а лес гулко повторял ругательства всеми лесными голосами эхо.
   Трещали суставы и сухожилия от захватов и ударов. Я вывернулся, и прижав противника к траве, заломил ему  руку за спину, по-ментовски. Обычно, так конвоируют преступников.

   Сопротивляясь, он, как червяк вертелся на земле.
Удерживая одной рукой заломленную за спину руку налётчика, я своей свободной рукой вцепился ему в волосы, загибая его голову назад.
   И поволок его по траве к ближайшей коровьей навозной лепёшке.

   Да, сильно помогло то, что я был моложе противника лет на десять – пятнадцать.

   Дотащил его до лепёшки и сунул его морду в коровье дерьмо.
Тонкая корочка навоза хрустнула, гостеприимно пропуская в навозную жижу поверженного нападавшего.

   А пока он отплёвывался, я добрался до его орудия труда. Взял в руки топор, подобрал левой рукой оброненное при падении «копьё» и двинулся к бандиту, с трудом удерживая смех от его внешнего вида.
   - Ну, что, говноед…
   
   Он пятился от меня, сгребая пальцами навоз с лица…

   Не раздумывая, врезал ему обухом его же топора сбоку по коленному суставу. Ворище взвыл и рухнул, держась за ногу, но не попросил ни пощады, ни прощенья…
   Я глянул сквозь него вверх, на опушку леса. Поодаль стояли его «раненые» друзья-грабители.

   Они орали издалека, мол, оставь его…

                ***

   Думая, что уже ничего не угрожает, с «копьём» и топором в руках,
нахлобучив на ноги кроссовки, я бросился лёгкой трусцой к озеру и кустам, через которые ушли ребята-студенты.
   Размахнувшись, забросил топорик далеко в осенне – серую воду озера. Просто подумал о том, что вдруг они уже кого-то угробили этим орудием, доказывай потом, что ты не с краю….

   Размышляя на ходу о том, сколько мне добираться до дороги и где и как искать ребят, я вдруг вижу их, выползающих из густых прибрежных зарослей: плачущую девушку и Витька. И он, и она вылезли из противоположных друг другу густых кустов, на ходу застёгивая он – брюки, она – джинсы.

    На мою психованную речь о том, что они не успели никуда свалить, я услышал короткий рассказ, от чего чуть не надорвался от смеха, и это после пережитого,…где я чуть не расстался с жизнью!

   Они не смогли отойти даже на триста метров от места столкновения, их обоих, враз, прихватил понос, да так, что Витёк  успел снять штаны, а девушка свои узкие джинсы …. не успела….


    Пришлось выгребать из брюк лопухами…
Она ревела от стыда и просила не подходить к ней близко, она, привыкшая к импортному шампуню и французской косметике!

                ***

   Да-а-а…Что уж тут радоваться тому, что я остался жив… Хорошо, что перед походом по грибы я всегда надевал тренировочные штаны под брюки, чтобы комары не могли прокусить ткань.
   Снимаю свои летние джинсы, уже выпачканные в грязи после кувырканий по лесной почве, бросаю ей, так и стоящей в кустах поодаль. Всё-таки в грязи – это не в дерьме.
 - Надень, если не брезгуешь…

   Девушка полощет свои брюки в озере, я держу её на привязи на своём ремне, как на уздечке, что бы она не свалилась с лесного берега в озеро…
 А Витёк….Он покрупнее меня, любуется красотой осени, сине - серым озером, золотом и багрянцем гибнущей листвы, и рассказывает нам о том, какую красивую картину можно написать с таким пейзажем….
   Знать бы мне тогда, что родят эти подвиги…  Эх-эх…Синявинские грибы…

   Выходим из лесу на лесную дорогу и садимся в случайную попутку-легковушку.

   Девушка говорит мне:
 - Только маме моей не рассказывай о том, что произошло. Иначе у неё будет инфаркт.
   А спустя год:
 - Зря ты не рассказал моей маме ту историю, мама бы тебя боготворила….

   Зря не рассказал.… Зато Витёк постарался, он же у нас «настоящий мужик». Только, видимо, что-то не то пересказал Витёк.