В полях бескрайних мы февраль встречали.
Под солнечными теплыми лучами
Холодный воздух лился и дрожал,
И дальние предметы приближал,
Равнину изогнув волшебной чашей;
И звонким голосам и лыжам нашим,
Казалось, целый мир принадлежал,
Весь океан снегов, где ни следа,
Ни метины - сюда никто не ходит,
Покуда здесь метели колобродят
И тонкий лед сверкает, как слюда,
И царствует прозрачнейший февраль,
Волшебная страна для всех закрыта.
Лиловая космическая даль
Смотрела вниз в проталину зенита,
Чудесной неизвестностью дразня;
До горизонта ниточка-лыжня,
Как речка, прихотливо извивалась;
В пустынных дачах эхо отдавалось,
Да так, что пес наш, обалдуй и плут,
Бежал бочком не на голос - на эхо,
Недоуменно глядя - что же это,
И где те люди, что его зовут?
А я на солнце щурила ресницы,
И в них дрожали радуги тогда,
И были лед, и солнце, и вода,
И все, что только в светлом сне приснится.
Так день прошел, и близилась заката
Малиновая тихая пора,
Когда мой сын взглянул назад куда-то
И произнес:"Горит!"- и два костра
Мы, обернувшись, увидали сзади.
Пылая средь вечерней темноты,
На чьих-то сотках, политых слезами,
Цвели пожара страшные цветы,
И дым по небу тек черно и смрадно.
И стали нам пусты и безотрадны
Закат, февраль и снега пелена...
Сын безнадежно повторил:"Шпана..."
И путь продолжил. Он уже сполна
Успел узнать незыблемость страданья,
И с нею - иллюзорность обладанья
Хоть чем-нибудь, и изначальность зла.
...И прогорел закат, и ночь пришла.
1992