(По мотивам рассказа Оскара Уайльда ”The Fisherman and his soul”)
Вночи юнец на ветхой лодке,
Закинув в море свою сеть,
Рыбачил при любой погодке,
Пытаясь с морем совладеть.
Он плыл и в дождь, в часы ненастья,
Когда улов ничтожно мал,
Продав планктон, был полон счастья,
Пока ее не повстречал.
Поймал юнец морское диво,
Русалку неземной красы,
Заплакала она игриво
Брильянтами лесной росы.
“Пусти меня”,- она взмолила -
“Король морской, отец мой, стар
В неволе я не стану милой
Взамен прими волшебный дар.”
И каждый вечер в изумленьи
Рыбак садился на причал,
Где голос дивы, в искупленье,
Как песнь небесная звучал.
Повествовала о подругах,
Богатом царстве вод морских,
Где все, заботясь друг о друге,
Не знают горя, бед людских.
О том, как в полнолунье рыбки
Играют с отраженьем звезд,
О том, что все мечтанья зыбки,
Но мир русалок очень прост.
О том, что в тишине таится
Загадка колдовских огней,
О том, что по ночам не спится
Владыке мрака и теней.
И сладкий мед впивал мальчишка
С коралов нежных сочных уст,
Сияньем ослеплен, как вспышкой,
Он осознал, что мир так пуст
Без златовласой королевы,
Без глаз лазурных, как прибой,
Без губ, поющих те напевы,
Изгибов тела молодой,
Без стана, что слоновой кости
Белее и нежней, чем шелк,
И в серебре игривый хвостик
Теперь не видеть он не мог.
И вдруг, приблизившись к русалке,
Он тихо на колени встал:
“Скажи, к какой идти гадалке,
Что б я твоим любимым стал?!”
Но усмехнулась королева,
Слегка взбурлив морскую гладь:
“Ты избежишь мирского гнева,
Коль душу сможешь тьме отдать.”
В смятеньи, радости, волненьи
Побрел юнец в священный храм,
Что б там сыскать благословенье
Отправиться к другим мирам.
Но бесконечные скитанья
Предрек ему святой отец,
Из мира божьего изгнанье,
Лишь взяв русалку под венец.
И поразила словно громом
Юнца услышанная весть,
Но одержимостью ведомый
Он осознал, что выход есть.
Побрел рыбак на старый рынок,
Где некогда, под шум похвал,
Расставив тьму своих корзинок
“Купите рыбку!”,- зазывал.
Теперь стоял в толпе унылый...
Вдруг крик: “Что на продажу есть?”
И он, взглянув на мир постылый,
Пробормотал: “душа и честь!”