Вечерело, смеркалось. День таял, как мягкое масло,
Что лежало ломтями на тонких кусочках батона.
И икра с балыком, и салаты в лоханках. Не часто
Тосты шли: все устали и шли покурить на балконы.
Танцевали другие. Кружились угарные пары.
Ты смотрела сквозь стол; я увидел твое изумленье.
«Разрешите сказать! Это вы позабыли про фары?
Это ваше авто вдалеке, там где ветер качает сирени?
Я вгляделся в глаза. Незнакомая милая дама.
«Ничего что на ты? Ну давай, пробирайся поближе.
Через стол - не с руки, и не выпить напару ни грамма».
Ты присела, накинув на плечи кашне из Парижу.
Пролетали часы. Мне хотелось пойти освежиться
На простор, под сирень, где сверчки от натуги устали.
Взял под руку тебя. Джентльмены слегка ревновали,
Я гордился собой – ты давала возможность гордиться.
Ты вдыхала сирень, я же твой аромат незнакомый.
И звенели ключи номеров в новомодном отеле.
Ночь совсем. Спать пора. Мы почти уже дома.
Я к себе – ты к себе, согреваться в остывшей постели.
Вдруг – «Ты знаешь, иди, я еще с полчаса потанцую.
Только… ты подожди, я вернусь, постучу на пороге.
Чаю выпьем, огни на пальцах посчитаем, и всуе
Может быть посидим, поболтаем немного о боге».
Что за бог? Это что же, простите, такое?
Развернулась, ушла, невесомая, легкой походкой.
На ногах каблучки, и кашне на плечах расписное.
В номера, в номера! И рука потянулась за водкой.
Стоп, при даме не пью. Да и водку не пью я, однако!
Шоколад, мармелад и шампанское тоже на столик.
Так… бокалы еще, да и может добавить для смаку
Трюфелей привозных, чтоб не думала что алкоголик.
Может это ещё… Сбегать вниз, да прыжком до аптеки,
К чаю там что-то взять… Вдруг наступит забота такая!
Мы немного знакомы… но всё-таки мы человеки!
Хоть и рядимся в рисы, святых этим только пугая.
Ты вернулась, зашла, хоть и минуло долгое время.
Может быть полчаса, но сердечные пели фанфары!
Стук-постук, всё быстрей, словно в скачке колышется стремя –
Так и сердце, волнуясь, вдвойне отбивает удары.
На пороге. Стоишь ты с каким-то светлеющим взором,
На затылке кашне, словно в церкви смиренно молилась.
«Я останусь с тобой. На всю ночь», - улыбнулась с веселым задором
Я смотрел на тебя. Как же ты на лицо изменилась!
Стал не важен фуршет. И аптечные к чаю «приборы»…
Говорили о снах, о возвышенных в общем причинах
Быть на этой земле. И потом о супружестве скором
Что случилось с тобой. И еще обо многих мужчинах.
Солнце впрочем взошло, разговоры немного притихли.
Ты склонилась ко мне, и в распахнутой шелковой шали
Видел всю красоту, что в неволе томилась. У них ли
Мне ответов искать? У людей, что подобных чудес не видали?
Я ответов не ждал, но к тебе на ответ напросился:
«Слушай, как его там. Фейербах или Гегель, не помню
Произнес… дай мне бог… что земного успеха добился
тот кто жил – просто жил, и нисколько о вечном не помнил».
Ты смеялась, сказав, что наверное в том и порядок,
чтобы жить без причины остаться в угодьях навечно.
Прогореть, так сказать, чтобы не выпал в растворе осадок,
Чтобы уголь истлел вплоть до пепла… Привстала беспечно
И откинув назад свои кудри, игривые волны
С хрусталём на баретках, с заколкой в сияющих стразах…
Попросила: «Целуй. Мой сосуд от волнения полный
Лобызанья меня довели бы сейчас до экстаза».
Пресловутый итог! И тела расплетались, сплетались…
Нам ничто не мешало играть, даже шаль наконец пригодилась.
Там, вдали на столе, шоколада обёртки трепались
Меж бокалов с кюве. И кюве всё еще пузырилось.
Разомлев, улыбаясь, ты льнула к груди атлетичной
И блаженство твоё было как в небесах просветленье.
Я смотел, удивлялся - что движет феминой приличной
Раз чужую постель разделяет в чужой день рожденья?
Что твой муж? Ты ж наверное будешь смущаться.
Так всегда поутру: как бокалы с шампанским проходят,
Так приходит похмелье и грустное время прощаться,
Возвращаться домой, забывать друг о друге в итоге.
Взгляд потупила. Хитрая стерва такая!
И какая улыбка! Так ангел наверно смеётся.
Сладко так улыбается мне, тетивой арбалета играя,
На груди поправляя распятье, глаза прикрывая от солнца.
Солнце здесь ни при чем. Улыбается складно, манерно:
«Знаешь, дело во мне, а не в муже – он здесь не причина.
В жизни много мужчин. То правда, хоть это неверно.
Муж ж средь них – самый главный мой в жизни мужчина…»
© Johansson, 16 December 2009