Я не пишу безрадостных картин
и радостных, присыпанных соломкой.
Есть между этим кой-какая ломка,
а в общем просто бегство от рутин.
-
На книжной полке свет приговорил
все корешки… и корни в них… заметь-ка,
как жмётся к Гёте мой лимонный Эдька
/и то и то мне батя подарил/
Он говорил мне – ебля/гребля/грим,
всё от длины зависит переноски,
где страны – утеплённые киоски…
Махнули бы по праздности в Игрим!
А что… умат!!!
И так вот «по-отцовски»…
Укатит навсегда…в такой-то рим…
Дорогами стреляя папироски.
-
Я как-то продолжаю… для откоски.
Я ем картошку, мясо, супрастин,
читаю то Буковски, то Вольтера
и шлёндраюсь по переулкам серым.
Под колыбелью русских палестин,
под бахромой домашнего торшера…
Где знать и видеть – разная байда,
здесь жить и доживать – особый статус,
здесь жалоба – «а можно я останусь?!»
Прокатит только если холода….
И то………….
Когда подует со спины….
Все эти недомолвки, полумеры…
И сквозняки в душе, как браконьеры
питаются обрезками вины.
-
Качаются две тени от монстеры,
играют себе в смерть на шалбаны…
А я… что я… я не пишу картин…
Ни радостных и ни печально броских.
Что мне отец втирал там про киоски?!
Про Новый Свет, про жутко старый РИМ…
И ссылки в них… и высылки и сноски?!
-
Я вырасту – тогда поговорим.
-
-
-
-
Я выросла… неверие спасло…
Я выросла… /тут сам бля дал бы дёру…/
Я выросла, спасибо Режиссёру.
Я выросла… и я не помню слов….