Встреча с Евгением Евтушенко

Соловьёва
11 июля 2009 года в КДЦ «КИМ» в Витебске  пошла на встречу с поэтом Евгением Евтушенко…
Замираю: какой он сейчас?
На табло в зале демонстрируются портреты Евгения Александровича разных лет в окружении разных людей.
Музыка замолкает, и наконец
 на сцену выходит высокий  старик на негнущихся ногах, в белой, на выпуск, рубахе,  в белых, в мелкую голубую клетку, штанах, в огромных, размер 46-ой ,кроссовках, но « с прежним задором и правкой»,очень артистичный,  волевой, с очень мощным голосищем,  совсем уже седой  актёр своих стихотворений .
Поэта встречают аплодисментами, все поднимаются и смотрят с обожанием:
- Вот человек эпохи. Вот совесть нашего времени.
Зал был заполнен на 2/3  и выключен свет.
Евгений Александрович хитро прищуривается:
- Включите свет! Я хочу видеть своих читателей. От меня Вы всё равно не скроете, что зал неполный.  Я прожил большую жизнь. За 15 лет  нашей разлуки Вы отвыкли от поэзии,- не надо делать таких перерывов.
Своё выступление начинает с истории песни «Хотят ли русские войны?»
Говорит, что ему мелодию сыграл Эдуард Колмановский и предложил, ему, тогда 22-летнему поэту, придумать слова.
 Женя  сочинил стихотворение к музыке на ходу, очень гордился  своей новой песней, и, если хотел приосаниться и похвастаться, спрашивал, кто знает , чьи это слова, -и всюду, и в Москве, и в Мексике, и на Мёртвом море ему отвечали, что эта  песня – народная.
 - Ничего  нет лучше,  чем если какая-то твоя песня становится народной,- сказал поэт.
Друзья из Израиля-  Слава Казанцева и Юра Поволоцкий -  исполнили эту песню.
Евтушенко обнял Славу , и они запели вместе.
Вот это голос. Почти Паваротти!
Я думала:
- И тянет, и выводит тенором, заглушая певицу, и обнимает  Славу,и в губы целует, но ходит с трудом: болят суставы.
Читает стихотворение:
- И у Бога ошибок много,
Но Бог не должен быть всепрощающим.
Это стихотворение написано в апреле 2009 года.
Читал поэт стихотворение, как великий артист.
Я запомнила один катрен:

Тот России спаситель,
В ком  нет совсем раба,
Кто  стыда хранитель,
Но стыдящийся и за себя.

Перед тем, как прочесть стихотворение «По карнизу», рассказал историю любви к жене Маше, младшей за своего мужа-поэта на тридцать лет:
- Я развёлся. И на душе было так горько, так плохо,- как всегда бывает, когда любил по- настоящему.
 Мы с Юрием Павловичем Казаковым, моим любимым писателем, путешествовали по Северу.
В Петрозаводске я, после своего поэтического вечера, подписывал книги, подписывал, не глядя в лицо, машинально, и вдруг одна рука мне показалась родной.
Я поднял глаза – и глазам поверил 22- летней девушки.
- А как имя? – спросил я.
- Я маме подписываю книгу. Я – не Ваша поклонница. Я люблю Окуджаву.
Но я всё- таки не отступил, пока не услышал:
- Маша.
Еду в машине  и вижу: впереди меня идёт Маша.
- Садитесь – подвезу.
- Нет, я тороплюсь, иду в турбюро, где я подрабатываю, а учусь в мединституте.
Назавтра звоню в турбюро, представляюсь:
- Поэт Евтушенко. Мне нужна Маша.
Голос отвечает с великой готовностью и радостью:
- Я- Маша.
Но я понимаю, что это не моя Маша.
Голос вянет, огорчается, нехотя  даёт телефон Маши.
Мы встретились, и
я  рассказал Маше всю свою жизнь,- и что меня потрясло в двадцатилетней девушке, так это её рассудительность, и забота обо мне.
Она сказала:
-Вы никогда не полюбите ни одну из женщин, которая вас уведёт из семьи, сделайте всё возможное, из одного пера –  сотворите жар-птицу, но восстановите любовь- вернитесь  в семью.
Я прислушался к совету Маши. Но из этой попытки ничего не получилось.
Звоню Маше и жалуюсь:
- Мне надоело часто уезжать из Москвы. Особенно горько то, что некому меня провожать.
Маша пообещала приехать в Москву и проводить меня в Мексику.
Со мной  в аэропорт  отправились  и мои друзья, и они решили рассказать Маше, кто такой Евтушенко.
Мы поехали на Солянку, где я на девятом этаже ,из квартиры Межирова,  с рюмкой водки , прошёл по карнизу.
И начинает читать стихотворение:
 Я пойду по карнизу,
А иначе я – не поэт…
Я опять потрясена и мощью голоса, и артистизмом 76-летнего поэта…
Потом Евгений Александрович рассказывает свою родословную, зачитывает какую-то справку о своём дедушке- белорусе Евтушенко Ермолае Наумовиче, полном Георгиевском кавалере.
Дед был очень колоритным человеком, полковником разведки, за ним каждый день приезжала «Эмка» и каждый вечер привозила домой.
В пятницу дед пил, плясал, горько плакал, в понедельник похмелялся вишней в шоколаде и ехал в «Эмке» снова на работу.
Однажды дедушку забрал «Чёрный ворон», и он больше домой не вернулся: расстреляли как врага народа, а  реабилитировали  только в 1957 году.
Мама никогда не была на Полесье, на родине отца;  только один   раз  к нам в Москву приезжала тётя Ганна, привезла мне лапти  и целую плетёную корзину яиц.
Однажды мы с мамой слушали  телепередачу о белорусском драматурге Андрее Макаёнке  , и мама вспомнила:
-  Хомичи! Хомичи под Бобруйском.
И вот мы втроём едем  в Хомичи: я, Андрей Макаёнок и его друг - генерал.
На повороте в деревню встречаем необычного деда: его необычность состояла в том, что одет он был в эсэсовскую форму, на груди висели как медали Великой Отечественной войны, так и ордена Георгия.
Спрашиваю у него, волнуясь:
- А есть в деревне Евтушенки?
- Полхомичей.
Только сегодня все копают картошку.
Едем по пустой деревне – ни одного замка.
- Почему нет замков?
- А у нас няма чаго хавать.
- А Ганна Евтушенко жива?- переживаю я.
- А то нет! Сегодня огрела меня за самогон.
Едем на поле.
Все работают. Даже младенцы, ходить не умеют, а картошку, в три раза большую, чем их пальчики, выбирают.
Останавливаюсь возле худощавой старушки, одной рукой поднимающей и встряхивающей полмешка картошки.
- Вы – Ганна Евтушенко?
- Я.  А ты кто будешь?
- А я ваш внук Женя.
И бабушка взвыла на целое поле:
- Не умер от голода в Москве?! Вы -жил! Кровиночка наша нашла-а-а-сь!!!
И все заплакали: и драматург, и генерал, и я, и ещё 60 Евтушенко.
Поехали в деревню, накрыли стол. В хату набились всё те же  60 Евтушенко.
Бабушка выпивает первый стакан первака и говорит:
- Твой дед Ермолай, как пришли Советы к власти, все образа поснимал в хатах и с коммунистами сжёг, а через несколько лет ходил по хатам  и у всех прощения просил.
Выпивает бабка второй стакан первака.
Я волнуюсь:
- Бабушка, не много ли?
- Немного.  Я же – с Полесья. Я – полешучка.  Мне можно. А что ты ,Женя ,делаешь?
- Я стихи пишу.
- Что это такое?
-Как песни.
- Песни – это забава. А делом  каким  ты занимаешься?
Выпивает бабушка третий стакан самогона и показывает, не стыдясь, груди, все в ожогах.
- Пытали, выпытывали фашисты, где партизаны, груди жгли зажигалками, а я молчала. Никого не выдала. Все Евтушенко – хорошие люди.
Молодец, Женя, что нашёл свою родню.
И заплакала бабушка Ганна, и заплакал генерал, и драматург Макаёнок, и заплакал спрятанный от коммунистов Христос.
И Евгений Александрович начинает об этой встрече читать стихи и ещё несколько лирических стихотворений, ещё нигде не опубликованных:
«Это женщина моя»с евтушенковским неологизмом:
Я был влюбчив. Я был въюбчив…
И вдруг объявляет, что будет читать стихи о ревности.
Я сразу напряглась, заранее считая, что ревность – это такая гадость, когда один смотрит на другого, как на свою собственность…
И что я слышу?
…Евтушенко так себя ведёт, отдавая все силы творчеству, народу, людям. стране, что жена его ко всему ревнует:

- Люблю тебя, когда меня ревнуешь.
И, перебив тарелки все в дому…
И у меня появляются мысли о ревности более снисходительные:
-  Когда не любят, тогда совсем  и не ревнуют.
Мне очень понравились стихи о грубости мужской, но я совсем мало что запомнила, жаль, я не Иван Соллертинский, который запоминал не только содержание, но и страницу, но и перенос строки;  мне запомнились только строки:
Мужчины женщинам не отдаются.

…Грабастать душу, словно грудь…
…Во всех грехах я ласковостью каюсь…
Третьим новым лирическим стихотворением был «Шёпот на кухне».
 Во сне накатилось.
А рядом со мной… любимая женщина не находилась…
…на ухо ложкам она говорила:
- Любимый всё время занят…
сыновьям так мало места уделяет…
…исповедовалась кастрюлям
… и кроткий вечер невидимых крыльев…
Я слушала и думала о том, как Евтушенко любит людей, что каждый человек для него – огромное событие; что он пишет много публицистических стихов, в которых даёт оценку текущим событиям, и что сейчас очень мало хороших публицистических строк: неужели люди так равнодушны к своему времени?
Евгений Александрович тем временем сказал, что самым сильным впечатлением для него, двадцатилетнего, были похороны Сталина, что он, поэт, счастлив, что ему удалось снять правдивый документальный фильм о Сталине.
И я вспомнила стихотворение Евтушенко: «Похороны Сталина»:
На этой Трубной, пенящейся, страшной,
Где стиснули людей грузовики,
За жизнь дрались, как будто в рукопашной,
И под ногами гибли старики.

Хрустели позвонки под каблуками.
Прозрачный сквер лежал от нас правей,
И на дыханье, ставшем облаками,
Качались тени мартовских ветвей.

Напраслиной вождя не обессудим,
Но суд произошёл в день похорон,
Когда шли люди к Сталину по людям,
И их учил идти по людям он.
Когда я читала раньше «Дочь комдива», я рыдала до слёз, думая о том, что Евтушенко мало описывает облака и звёзды и много пишет о народном горе, о мировых проблемах.
Евгений Александрович говорит , что на формирование его души огромное впечатление произвёл международный футбольный матч  нашей московской команды «Динамо» и сборной немецкой команды, возглавляемой Фрицем Вальтером.
 Матч этот произошёл в 1955 году.
-Тогда в Москве было очень много безногих инвалидов. Позже их вышлют на остров Валаам, чтобы не портили фасад столицы.
И вот перед матчем инвалиды едут, громыхают, торопятся на этот матч.
На груди – фанерные таблички, полные ненависти: «Смерть фрицам».
Я стоял две ночи за билетами, и  сейчас иду с Женей Винокуром- ветераном войны( я всегда дружил с ветеранами) на этот матч. Женя мне говорит:
-Может, не пойдём? Ничего хорошего не сулит такое количество обиженных инвалидов: их ненависть к немцам чувствуется на огромном расстоянии.
Но бывают в жизни человека такие минуты, когда мы забываем, какими мы бываем прекрасными.
Бывает, что красота или талант побеждает месть. Чаще бы… так было.
И вот едут солдаты- инвалиды, билетёрши опускают глаза:
- Что сейчас будет?
Начинается матч. Немцы играют честно, чисто, красиво.
И вот ветеран , безногий танкист,  аплодирует талантливым немцам, за ним- и  другие инвалиды.
Матч окончился со счётом 3: 2, в нашу пользу.
В этом году меня поразили молодые немцы тем, что  пригласили меня праздновать нашу Победу на 9-ое Мая.
Бывает, такое благородство в людях поверх наций и политики.
Так было , когда в 1946 году Анна Ахматова пришла в Политехнический институт.
Почитатели 15 минут стоя ей аплодировали.
Как Сталин отреагировал на такой почёт Поэту?
- Кто организовал вставание?- спросил он.
Завистливый генералиссимус отнял у Ахматовой самое дорогое – сына, великого будущего учёного Льва Николаевича Гумилёва, не посмев посадить Ахматову.
Правда, вышла постановление о том, что классические стихи Анны Андреевны – это смесь блудницы и монашки.
Евгений Евтушенко рассказал, что преподаёт русскую поэзию в Сталссе, в штате Оклахома:
Иногда с американскими студентами смотрим  русские фильмы.
Всегда побеждает  фильм «Летят журавли», очень нравится моим студентам и  «Холодное лето 1953 года».
- Самое лучшее воспитание,- произносит задумчиво Евгений Александрович,- через литературу, через великое искусство.
Американцы, смотревшие наши фильмы и читавшие наши книги, уже никогда не будут снисходительно смотреть на русских.
Что сейчас плохо? Так то, что филологов и технариев разъединяют.
Филологи и педагоги- хорошие читатели, но  самые лучшие - технические учёные: и Капица, и Ландау превосходно знали литературу.
Литература- это не развлекательство.
Литература – это совесть.
Вы знаете, что в официальных учреждениях почти не встречается слово «совесть». А что встречается? Сочетание как бы. Вместо настоящих ценностей КАК БЫ ценности.
Тут Евтушенко читает стихотворение о какбыйках и какбыйцах,
как бы ухмылочкой…
как бы совестью…
как бы влюблена…
как бы Чечня…
Поэт говорил, что в каждой стране считают, что это стихотворение посвящено ей, родимой.
- Моё самое любимое стихотворение, самое  известное, «Бабий Яр», я его сегодня посвящаю своим  друзьям из Израиля.
Хочу, чтобы было забыто слово «антисемит».
О! здесь я так солидарна с Евтушенко,-  не переношу, когда о достоинстве человека судят по национальности или по цвету кожи.
Евгений Александрович говорит, что принято русских считать сердобольными, но последнее время русские в душе поэта вызывают сомнения, и он рассказывает, как был из-за цвета кожи убит друг Хемингуэя, приехавший в Москву посмотреть первый раз на белый и пушистый снег.
Он вышел из кубинского ресторана, наклонился над снегом, и тут его скинхеды и растерзали,  и забили до смерти.
-Я помню, как в 1944 году вели немцев, - вспоминает Евтушенко,- как русские женщины увидели в  пленных своих мужей и сыновей и совали им конфеты, хлеб, яблоки.
И читает своё новое стихотворение:
Не хлеба- человека недород.
…Когда в Россию тот придёт народ,
Который не обманет милую Россию.
…Мне очень понравилось установка Евтушенко на человечество, как единое целое: Землю можно представить в виде живого человека.
Если заболит один орган, всему человеку  плохо,- так и с планетой Земля.
Евгений Александрович привёл в пример случай, как в Лондонском метро произошёл взрыв.
События комментировала радиостанция «Эхо».
В редакцию звонили и злорадствовали:
-Так им и надо!
Вместо того, чтобы выразить соболезнование, ненавидели и завидовали.
Как Евтушенко читал стихотворение: «Так им надо» - мороз шёл по коже от стыда за соотечественников:
-Зависть прячется по углам.
Страхом мы все облучились.
Под занавес поэт рассказал, как ездил пятым битлом, заставил зал выучить «елоу субмарин» и стал дирижировать.
Оказывается, возлюбленная Пола Маккартни читала «Станцию «Зиму» и подарила её Полу.
Об этом Евтушенко узнал в Риме, встретившись с «Битлз» в 1964 году.
И вот Евтушенко читает свою старую  «Балладу о пятом битле», просит оператора включить мелодию, прерывает чтение и поёт вместе с залом «Жёлтую субмарину».
Какое в нём чувство ритма, мелодии. какой у него красивый и прекрасный голос, когда он читает стихи.
Поёт он тоже здорово, хотя чувствуется, что ноги болят всё сильнее.
Напоследок Мастер рассказывает  о магии поэтического слова, несущего великую сбывающуюся энергию.
-Когда-то Пастернак меня предупредил,- продолжает Евгений Александрович, --ни в коем случае не предсказывай свою смерть, как это сделали Есенин и Маяковский.
- Вот поэтому и состоялась эта встреча, хотя сейчас я живу в Сталссе, штат Оклахома, в ковбойско-нефтяном городке , 350 тысяч населения.
Почему именно этот город я выбрал?
Однажды в нём потерялся мой Женя.
Три улицы американцев не спали всю ночь и разыскивали моего сынишку.
Был и второй момент. Я заказал очень дорогой компьютер и уехал в Мексику.
Целый месяц компьютер меня дожидался на моём крыльце, хотя все на упаковке читали, какой это компьютер.
 Честность и доброта жителей этого города меня и подкупили.
Мои сыновья( оба красавцы, и на целую голову выше отца, хотя и Евтушенко где-то 185-190 ростом) учатся в том же университете, где я преподаю.
Есть у меня в Америке и другая радость: моя Маша там признана лучшим учителем русского языка.
Я смотрела , как Евтушенко улыбается: улыбочка кривая, ласковая, лукавая и очень честная.
Уже в самом конце своего выступления Евтушенко восхищался романом Пастернака «Доктор Живаго» как очень светлым, тёплым, любящим Родину и посоветовал всем, кто не видел, посмотреть английский фильм «Доктор Живаго» с Джулией  Кристи в роли Лары   и музыкой французского композитора Мориса Жарра.
Похвалился, что закончил перевод «Слова о полку Игореве» и что на данном этапе его перевод ему кажется самым лучшим.
Мэтр русской поэзии собрался со всеми попрощаться, но  кто-то слёзно стал просить прочесть:
Со мною вот что происходит:
Ко мне мой старый друг не ходит…
Выразительно, сочувственно, с удивлением и возмущением, свойственным этим знаменитым строкам, Евтушенко выполняет чью-то просьбу, концерт длился почти три часа, и 76-летний поэт, честно отработав выступление, очень быстро ушёл со сцены…
У меня осталось ощущение величайшего события  моей жизни- встречи с большим поэтом, блестящим мыслителем и прекрасным актёром, великолепно распоряжающимся своим голосом, сильным и очень красивым.
Сверкнул, как метеор на нашем Витебском небосклоне,  осветил наши души, как огонёк в ночи…