Налей по сотке, старина.
За встречу выпьем для начала,
За дружбу выпьем мы вина
Здесь, у последнего причала.
Давно не виделись с тобой,
Вон седина уже пробила,
Лицо покрылось бахромой,
И стало жёлтым, как светило…
Ну, что рассказывай, давай,
Где тебя, лешего, носило
И ничего, брат, не скрывай,
Всё расскажи, как в жизни было.
Я помню ваш ночной побег,
Погода вас благословила
И падал первый, белый снег
На следы новенького ЗИЛа.
Тревога. Лагерь на плацу.
Плечом к плечу стоят солдаты,
А снег, растаяв на лице,
Скатившись, капал на бушлаты.
А рано утром был отбой.
На вахту трупы затащили.
И, как собаки, злой конвой
Живых до бура материли…
Не торопливо свой рассказ
Продолжил друг по зоне Санька.
И слёзы, падая из глаз,
Для нас обоих были горьки.
Я потерял отца и мать,
Лиц, не увидев перед смертью.
И жизнь, ненужная опять,
Хоть залезай башкою в петлю.
Полгода мучила хандра.
Свобода в лес к себе манила,
А в буре страшная жара
Меня совсем расхолодила.
Но ожил я, окреп душой
Сам себя взял, братишка, в руки.
И лишь весеннею порой,
Я изнывал всегда от скуки.
Когда журчащие ручьи
Путь на земле себе находят,
А с юга первые грачи
Грусть в сердце мягкую наводят,
Когда березы тонкий ствол,
Соком, наполнившись, взорвётся,
И нежной зеленью подол
Её по ветру разовьётся,
Я уходил в работу весь –
В ней находил себе спасенье.
И становился домом лес,
Где я пахал до одуренья.
Он замолчал, налил вина,
Рука его слегка дрожала.
И выпив весь стакан до дна,
Он закусил кусочком сала.
Убрал ладонью крошки с губ,
И сигаретой затянулся,
А, тронув место, где был чуб,
По-детски как-то улыбнулся.
Ты помнишь, десять лет назад
Какой фартовый был я парень?
Я жизни был, как всякий, рад
И не носил на сердце камень.
Меня носили на руках,
Я был любим красивой бабой,
И мысли не было в мозгах,
Что я когда-то плотно сяду.
Я воровал, и кабаки
Меня, как омут, засосали,
И новенькие четвертаки
Быстрее ветра улетали.
А потом, осенью, был суд.
Я схлопотал четыре года.
И лица предавших иуд
Порою снились, как свобода.
А после срока я опять
Взялся по-прежнему за дело.
И сторожей ночами спать
Я заставлял уже умело.
Но сколько, брат, ты ни воруй,
Нет в жизни без конца начала.
И новый срок не за горой –
Нам жизнь ошибок не прощала…
На небосклоне Млечный Путь
Нам ночь неспешно зажигала,
И в волны тело окунуть
Луна, раздевшись, пожелала.
Жасмином пахло всё вокруг,
Стоял дурмана терпкий запах.
И брёл по небу жёлтый круг
Медведицей на задних лапах.
И он рассказывал. Слова
Его из уст уйти спешили,
И в такт качалась голова
Недорассказанной мне были.
Я много думал в эти дни
И завязать всё же решился.
Мне снились радужные сны
Я ими с звёздами делился.
А когда кончился мой срок,
Завербовался я на север,
Там продолжался мой урок,
Там продолжал я в счастье верить.
Две нормы - в смену, и забой
Мне по ночам частенько снился,
Но не сдавался я душой,
И к жизни новой я стремился.
Прошло два года, и за труд
Про нас в газетах написали.
Дружки по воле тут как тут,
И на ножки чуть не подняли.
За то, что воровской закон
Нарушил, жди теперь расплаты.
Суров порой бывает он
На воровских судах и хатах.
Я убегал сам от себя,
Хотя уж смерти не боялся.
Не раз конвой стрелял в меня,
Но жив я, братка, оставался.
Мой путь лежал на Магадан,
В таёжный край, в страну оленей.
Там стал пристанищем мне стан,
Где я привык к снежным метелям.
Где дружбу познают в беде,
Где человека не бросают.
В минуту трудную судьбе
Там одного не оставляют.
Там, где таёжные леса
Привыкли к тишине, покою,
Где пихт щемящая краса
Нас увлекала за собою.
Там, где влюбиться я успел
В девчонку с карими глазами,
А поженившись, враз осел
Как говорят там, с потрохами.
Мы жили дружною семьей,
Жена мне сына подарила…
- Но что такое, что с тобой,
- Что лег ты грудью на перила?
Не стало сына, нет семьи
Под лед упряжка провалилась.
И, взяв с собою горсть земли,
Душа моя к тебе явилась.
Я шёл на исповедь к тебе,
Я шёл к поэту, а не к Богу.
Ты напиши, брат, обо мне
Как жизнь любил я и дорогу...
Вставало солнце над рекой.
Лучи касались глади плёса,
А он всё шёл, шёл за волной
К вдали темневшему утесу.