То ль на радость кому-то, а то ль на беду,
Соловьи до утра заливались.
Над рекой на лугу, на крутом берегу
Мы с тобою всю ночь целовались.
От стыда укрывала трава-лебеда,
Когда райские платья надели,
А трава-белена, как глухая стена
В самом лучшем Московском отеле.
Ты блондиночка-чудо, я стройный брюнет,
И в мечтах нашей дурости юной
Я, конечно, был строгий военный Корвет,
Ты - морской ослепительной Шхуной.
Словно дикий дурман, нежно пахла тогда
Парусов твоих белая кожа...
В те шальные года ты была молода,
Да и я был намного моложе.
Чтобы сблизились мы, почему, не поймешь,
Нас тянуло сильнее магнита.
Как мороз побежала по корпусу дрожь
От удара стального бушприта.
Наши мачты сплелись, свирепел ураган,
И с горячей волною не сладить.
Снасти Шхуны рвались, и стонал капитан,
Только он не просил о пощаде.
А когда фордевинд корабли развернул,
В бездну нас потащила силища,
Я рубил свои мачты, подлодкой нырнул
Под широкое крепкое днище.
Как гигантский нарвал, я толкал и толкал,
Пока к берегу Шхуну причалил,
И на твой на короткий победный вокал
Пароходы с реки отвечали.
Лишь под утро устало, на самой заре
Корабли паруса распластали...
И как память навек, на измятой траве
Капли белых росинок блистали.
Тот уж берег, наверно, размыла вода.
Время все-таки с пропастью схоже...
В те шальные года ты была молода,
Да и я был... моложе.