Фары тычутся в дорогу,
В телеграфные столбы.
По бокам леса, в них леший
Подпевал встарь ямщикам!
Здесь лихие птицы-тройки
Уносились от беды…
Трудно едет иномарка
Вся в пылюке среди ям!
Ох, славянская дорога,
С древним счастьем и бедой,
Даже пыль твоя мне в сладость,
А ухабы – колыбель!
Соловей-разбойник свистом,
Скоморох воспел дудой
Колею с молочной лужей,
Берегов ее кисель.
Но размеренно в цилиндре
Поршень ходит и шатун.
Нет, не выдохлась машина,
Ей – ни сена, ни кнута.
В старину же волчья стая,
Да лесной медведь-шатун
Загоняли Сивку-Бурку
И возницу до креста!
Здесь, на прошлом крест поставив,
Убегали на санях,
В снег с украденной невестой
Под венец летел гусар.
В поцелуе смерзлись губы,
Но пылает жар в сердцах,
И цыганские романсы
Душу рвут под звон гитар!
Ах, немецкая машина,
Не поймешь ты ту любовь,
Хоть для твоего салона
И объятья не новы.
В нем до тошноты уютно,
Но тепло не греет кровь,
И динамик режет ритмы
для холодной головы!
Старина упала с воза
И пропала без следа.
Витязь выпил на распутьи,
Да не в ту поехал степь...
Нам в наследство лишь дорога
Вкривь и вкось, да холода,
Да ямщицкая та песня,
Что нельзя без слез пропеть!
Ох, славянская дорога,
С древним счастьем и бедой,
Даже пыль твоя мне в сладость,
А ухабы – колыбель!
Соловей-разбойник свистом,
Скоморох воспел дудой,
Колею с молочной лужей,
Берегов ее кисель
Фары тычутся в чащобы,
В ямы, лужи и горбы.
Впереди - не зарекайся! -
Вон сума, а вот острог!
Здесь лихие птицы-тройки
Уносились от судьбы...
Не для западной машины
Скатерть нашенских дорог!