Раскаяние
Каков предел безумия шального,
Сомкнувшего на горле черный жгут,
За помыслы пока еще живого,
Посланника рисующего круг.
Где можно ненадолго затаиться,
Почувствовав в истерзанной крови,
Минуту радости, которая стремится,
Зажечь во мраке мыслей фонари.
Ведь наша жизнь до крайности цинична,
Используя чужое божество,
Для алчных потребностей привычных,
Сминающих людское естество.
Однако нахождение не вечно,
На этой удивительной земле,
Конец приходит также бессердечно,
Как действия застывшие во тьме.
И мы вдруг думаем чего же совершили,
Чего внесли в изменчивую жизнь,
Помимо лжи, что так боготворили,
Крича бессовестно: «Попробуй, докажи!».
Ну а сейчас, решив открыться Богу,
Из жалости к погубленной душе,
Приходится раскаяться во многом,
Стирая всевозможные клише.
В чем именно, сказать довольно сложно,
Сквозь стену не получиться пройти,
У каждого на совести есть много,
«Достоинств» кои трудно обойти.
О них мы говорим довольно редко,
Стараясь ни о чем не вспоминать,
Свой разум отравляя незаметно,
Бутылкою и словом «Наплевать!».
Раскаянье! Зачем оно приходит?
В прогнившую от времени среду,
Которая подчас себя изводит,
Надеждою, уснувшую в бреду.
Предательски проходят дни и ночи,
Безрадостно зовя в свою мечту,
Лишь жестами оправдываясь молча,
Указывая нам на пустоту.
Но у судьбы бывают и просветы,
Твердящие о том, что на Земле,
Хоть кем-то исполняются заветы,
Дающие прощение на заре.