(сказка в стихах)
Волк и заяц, тигры в клетке –
Все они марионетки
В ловких и натруженных руках…
МАШИНА ВРЕМЕНИ
ВСТУПЛЕНИЕ
Не всякое произведенье
Нужду имеет во вступленьи –
Оно излишество порой.
Порой нам так распишут книгу,
Что, прочитав, охота фигу
Казать учёности чужой.
Подчас и автора вступленье
В его романе не нужно.
Он, оценив своё мышленье,
Считает, что нам не дано
Понять его шедевр великий –
Читатель, мол, сегодня дикий.
Вот он и тужится-жуёт,
Хотел, мол, то-то я сказать,
Изобразить того-то нравы,
К чему такое-то ведёт.
Такой роман не стоит, право,
Дальше вступления читать.
Но данному произведенью
Необходимо дать вступленье,
Чтоб не ввести вас в заблужденье
И в вас врага мне не снискать.
Мой труд – всего лишь упражненье,
И только с этой точки зренья
Вам нужно на него взирать.
По жанру это будет сказка,
Но необычная совсем:
Здесь есть завязка, нет развязки,
И вывод в этой сказке нем.
Любая сказка, как известно,
Чему-то призвана учить.
Что жить, к примеру, надо честно,
Что надо ближнего любить.
Моралью, стало быть, она
Должна быть обременена.
Давать пример для подражанья
Поступкам, мыслям и стараньям,
Воззреньям на добро и зло,
На общество и ремесло.
Моя же ничему не учит –
Морали в этой сказке нет.
Своей дидактикой не мучит,
Не проливает вовсе свет.
Однако, кто-то возражает –
Эпиграф, вижу, вас смущает,
Мол, неспроста, мол, здесь намёк!
Да нет же! Мне и невдомёк!
Он в сказке, в общем-то, не нужен –
Взял то, что под рукой нашлось,
Но лишь бы про зверьё. Небось,
Любой бы подошёл. К тому же
С эпиграфом куда солидней
Словесный выглядит понос
(Чем откровения бесстыдней,
На них тем больший будет спрос).
Пусть вас эпиграф не смущает –
Другой он роли не играет.
Но вот у вас ещё сомненья –
Мол, почему для упражненья
Я выбрал сказку и зверьё?
Не надо, право, удивляться –
Здесь есть, где рифме разгуляться,
Тружусь я только на неё.
И в том единственный резон:
«Слон» подразумевает «он»,
«Скворец» - конечно «царь-отец»,
Тот тянет за собой «дворец»,
И «звери – верят», наконец.
Итак, кто ищет здесь морали,
Глубоких мыслей, иль ответ,
Что люди сто веков искали –
Отбрось мой труд, ведь их здесь нет!
Мой труд лишь тем для духа пища,
Кто глубины в стихах не ищет,
Хотя – быть может, очень строго –
Но таковых сегодня много.
Теперь у вас уж нет сомненья,
Что эта сказка без вступленья
Немыслима и, может быть,
(К чему душою мне кривить!)
Умнее строк вы не найдёте
Во всём, что далее прочтёте.
А так – мой замысел известен,
Я не раскрыть его не мог –
Я просто был бы обесчестен*,
(* Здесь нужно «обесчещен»,верно,
Но… рифма! Ведь «извещен» - скверно!)
Когда бы не предостерёг
Тебя, читатель мой искусный,
Решай – читать иль бросить в мусор
Моё незрелое творенье,
Ночей бессонных сочиненье,
Дурных забав произведенье,
Бесцельных рифм объединенье,
Что писаны без озаренья,
И не сулят вам упоенья,
И не несут отдохновенья,
А также и увеселенья,
Томленья или просветленья,
И так до умопомраченья,
И так до умоисступленья,
И так до белого каленья,
До дикого остервененья,
До полного изнеможенья,
До лопнувшего нетерпенья,
Etcetera, etcetera,
Но… чую – начинать пора!
СОБСТВЕННО СКАЗКА
1
В лесу, где много лет подряд
Зверь зверю был и друг, и брат,
Прошлась печальная молва
О смерти льва.
Сошлись у львиного дворца
Лесные звери. Между них
Шёл разговор о днях былых
В правленье ими льва-отца.
- Был самый справедливый он
Из всех царей, - промолвил слон.
- Да, честно правил царь-отец,
Жаль старого, - вздыхал скворец.
- Всё думал о своих зверях, -
Сказал медведь, а сам в слезах.
- Средь нас он зверства прекратил,
Друзьями жить нас научил…
И полились воспоминанья
О льве, любимом лесом всем.
- Не разорял побором-данью!
- Не унижал он нас ничем!
И долго звери говорили –
Кроты, еноты и гориллы,
Бобры, олени, муравьи –
Не пряча слёзных глаз своих.
Так об умершем погрустили
И на опушке средь берёз,
Где лев родился и возрос,
Царя зверей похоронили.
Но что же дальше? Как теперь?
Не станет ли их жизнь другою?
Об этом думал каждый зверь,
И меж собою
Вели такие разговоры:
- Пусть умер лев – остался львёнок,
Он рано вырос из пелёнок,
И станет славным львом он скоро.
- Да, опасаться нет причин -
У льва-царя достойный сын.
- Красив и честен он на диво,
Он будет править справедливо.
И лишь упитанный шакал
Средь них ни слова не сказал.
Он слушал, нет ли подозренья
Среди зверья насчёт правленья.
Он знал, чего не знали звери:
Шакалы, стражу перебив,
Дворцовые сломали двери
И, нового царя схватив,
Под шелест ив в пруду его
На шее с камнем утопили,
А вместо львёнка своего
Шакала в люльку положили.
Подосланный доволен был –
Про заговор не знают звери,
И в нового царя все верят –
Так он своим и доложил.
А незаконный царь-шакал
Подрос, трусливо озлобился,
Шакалам должности раздал,
Манерам царским обучился.
К народу он не выходил,
Скрываясь в комнатах дворца,
Но чрез шакалов объявил
О том, что будет чтить отца
И принципы его правленья
Оставит он без измененья.
Всё так и было поначалу,
Сбылись звериные надежды,
Их жизнь была такой, как прежде,
Царя ж то радовало мало –
Боязнь давно его терзала,
Чтоб лес подмены не узнал,
Ведь он не лев, а лишь шакал!
И вот однажды царь-шакал
Шакалов всех к себе призвал
И речь такую произнёс:
- Ну что же, братья, я подрос.
Теперь мне царство по плечу,
Для вашей выгоды хочу
Я править, но не знаю – как,
Хоть я, как будто, не дурак.
Не для того вы трон мне дали,
Чтоб правил я, как прежний царь,
Чтоб жили звери, как и встарь –
Зачем тогда царя меняли?!
Пора бы взяться нам за дело,
Не просто взяться – взяться смело,
Не то, прознав про перемены,
Зверьё нам не простит измены.
Придётся рано или поздно
Перед народом мне предстать.
Подумать надо нам серьёзно –
Как лесу обо всём сказать?
Сказать бы надо поскорей,
Ведь скоро праздник – День Зверей,
На нём я должен речь держать –
Отчёт о прошлом годе дать.
Решайте, братья, как нам быть,
Как лесом править, как нам жить…
Так кончил царь и замолчал.
В ответ сказал один шакал
(Царю он дядей приходился,
Его уму весь лес дивился):
- Ну что же, ждали мы не долго,
Пока наш царь в лета войдёт.
Он прав, теперь пора по долгу
Определить нам жизни ход.
Пока ты рос, не раз, не два
Мы меж собою говорили:
Как выдать нам тебя за льва,
Как править. Вот что мы решили:
Перед лесным звериным светом –
Примерь-ка – выйдешь ты вот в этом…
Сказав с усмешкой те слова,
Царю он бросил шкуру льва.
Царь подивился, оглядел
И кое-как её надел.
Хоть дело было тут серьёзным,
Послышался шакалий смех,
Понятно было ведь для всех,
Что перепутать невозможно,
Кто скрыт под львиной шкурой был.
Но тот, что раньше говорил,
Собратьев смех остановил:
- Конечно, что греха таить,
На льва наш царь походит мало.
- А может, мне не выходить,
Больным сказаться для начала?
- Не надо, царь. И опасенья
Свои скорее ты оставь.
Не бойся и спокойно правь –
Лес не дорос до подозренья.
Ведь тот, кто верил долго очень,
Ослеп, он верить не захочет
Своим глазам, увидев то,
Увидеть не желал чего.
Ему лягушку покажи,
При этом лишь «кабан» скажи,
Так он в «ква-ква» «хрю-хрю» услышит.
Шакалы рассмеялись. – Тише!
Попомни ты мои слова –
В шакале будут видеть льва.
Тут выказало шакальё
Согласье с сказанным своё.
Всем этим царь был убеждён.
- Итак, один вопрос решён.
Теперь второй, и главный он.
Всё, что мы скажем, ты пойми,
Запомни, лишь тогда зверьми
Ты сможешь верно управлять,
Когда не будешь отступать
От данных нами ты советов –
Запомни крепко ты про это.
Ты прав был, царь, нам говоря,
Что молодого мы царя
Не для того к пруду снесли,
Чтоб наши дни как прежде шли.
Наш царь! Запомни этот год!
Ведь он начало новой эры,
Ошибочно считать, что это
Дворцовый был переворот.
Не просто власть переменилась –
То революция свершилась!
- Контрреволюция, - сказал
С усмешкою один шакал.
- А это не одно ль и то же?!!
Как отличить?! Они похожи!
Об этом только мы и знаем,
И пусть в неведенье зверьё
Закабаление своё
Приветствует и восхваляет.
Задача наша в том, что надо
Из всех зверей нам сделать стадо.
Шакалы же из века в век
Отныне будут во главе.
Зверьё пусть будет равнодушно
К делам политики лесной.
Займётся чувствами, весной
И будет сказочно послушно.
Их послушанье неизбежно –
Пусть против воли, но прилежно
Они друг другу будут лгать,
А почему – им не узнать.
- Но, дядя, в мире много книг,
А наш народ, увы, привык
Читать статью, и стих, и повесть –
Про мужество, про честь, про совесть.
Те книги будут будоражить
Их дух, откроют им глаза.
Не лучше ль сжечь весь хлам бумажный,
Пока не грянула гроза?
- Конечно, я с тобой согласен -
Процесс читания опасен.
Тем более, что в наше время
Ни для кого, увы, не бремя
Купить книжонку и прочесть –
И грамотен, и деньги есть.
А книги, в этом я уверен,
Есть злейшее из зол земных,
Их вред для душ зверей безмерен –
Ведёт к безверью чтенье их.
Но если книги уничтожим,
Поймут – не тот проник в дворец.
Мы ими управлять не сможем,
И вмиг найдём мы свой конец.
Когда к роману предисловье
Напишет очень знатный зверь,
К кому относятся с любовью,
Чья для зверья открыта дверь –
Тогда его лишь точка зренья
Для леса будет вне сомненья.
Ведь всякой книге при старанье
Придать иное толкованье
Возможно. И своих поэтов
Мы сможем вскоре воспитать.
Они за звонкую монету
Нам будут нужное писать.
Поможет тут и кнут, и пряник…
Но тут прервал его племянник:
- Но если мы введём цензуру…
- Зачем же?! Этак можно сдуру
Зверьё заставить бунтовать.
Пусть пишут всякое – в печать
Пройдёт лишь то, что нам угодно,
А остальным – такой ответ:
«Что мастерства у Вас, мол, нет,
Пока не льётся слог свободно,
И стиль хромает кое-где.
Добейтесь лучшего в труде.
Не обижайтесь – ждём от Вас
Роман, поэму иль рассказ».
- Однако, умники найдутся,
Такие были ведь всегда.
Ну, как до сути доберутся?
Что будем делать мы тогда?!
- Что делать?! Мы на них плевали!
Читал на днях я Куприна,
Вот вам оттуда мысль одна:
«В уме мы рабство презирали,
Но проку мало в том, и сами
Росли трусливыми рабами.
И наша ненависть была
Глубока, страстна, но бесплодна,
И походить она могла
(Передаю я мысль свободно)
На страсть любовную кастрата»*.
(* Куприн. Неточная цитата.)
А что нас в перспективе ждёт,
Доложит нам министр науки.
Над этим думал он не год,
Не два – ему и карты в руки.
Министр царю был старший брат,
Он встал и начал свой доклад.
- Известно каждому из вас,
Что в государстве управленье
Имеет важное значенье,
О том и поведу рассказ.
Несовершенство управленья
Приводит к недовольству масс.
За недовольством – выступленья,
А там и бунта близок час.
Известно также, очень сложно
В повиновении держать
Зверей различных. Твёрдо можно
Одним лишь видом управлять.
Так вот и предлагаю я
Создать единый вид зверья.
Нас ждёт огромный, ясно, труд,
Поэтому необходимо
Создать научный институт
Для этой цели. Это primo.
Secundo – взять за основанье
Два вида – зайца и осла.
Скрестить их в новое созданье
Под именем зайцеосла.
Из всех, что есть у зайца качеств,
Нам ценно то, что он труслив.
Он не борец, а это значит
Послушен будет, молчалив.
Но он хитёр – и вот пример,
Он приспособлен бесподобно:
Зимой он бел, а летом сер,
Нам это крайне неудобно.
Осёл же туп, и тем сулит
Повиновение властям.
Но не забудем – он стоит
Порою на своём – упрям.
Отсюда tertio – оставить
Полезные нам свойства в них,
Свои ж усилия направить
На ликвидацию дурных.
Зайцеосёл – наш козырь-карта,
Этап последний, то есть quarto –
Свести со временем все виды
К такому ценному гибриду…
Доклад заслушан был с восторгом,
Слезились радостью глаза.
И, как один, со страстью оргий
Все проголосовали «за».
«Взрастим мы государство трусов,
Приспособленцев и шутов.
Вперёд! В проложенное русло!
Ура, даёшь зайцеослов!»
Лишь царь, опаскою томим,
Подумал юными мозгами:
«Но только как бы нам самим
Тогда не стать зайцеослами!».
2
Лес жил своею прежней жизнью,
Хотя на празднике зверей
Не всеми царь за льва был признан –
Вскричал наивный соловей,
Не зная, что рискует шкурой:
«Эй, гляньте-ка! Шакал под шкурой!».
Увы, их было очень мало,
Под шкурой видел кто шакала.
Царь дал своё probatum est* (* лат. одобрено)
На их немедленный арест.
Одних не долго продержали –
Они свою вину признали,
Раскаялись в своём кощунстве
И льва в шакале видеть стали,
Во всяком случае, сказали,
Что стали видеть. Вывод краткий:
Молчи – и будет всё в порядке.
А кто был слишком твердолоб,
Тот в скорости нашёл свой гроб.
Узнав подобное, иные
Отправились в леса чужие.
Другие тайну затаили
В себе, и с этой тайной жили.
Но большинство не увидало
Под львиной шкурою шакала,
Оно царю рукоплескало,
Не слушая того, кто зряч,
Им не докажешь, хоть заплачь.
Слепые зрячих прогоняли,
Предателями называли,
Бывало даже, что кусали,
Те плюнули и замолчали.
3
Шли чередом своим года,
Сменялось третье поколенье,
И шакалиное решенье
В жизнь проводилось без труда.
Весь лес кишел зайцеослами,
Все сыты и свободен всяк,
Все одинаковые, как
Опарыши в помойной яме.
У всех одна и та же пища –
А потому никто не нищий,
У всех дешёвенькая шкура
И однородная культура.
В стандартных норах все живут,
Одну и ту же песнь поют
Те, кто когда-то был скворцом,
Вороной или соловьём.
Лишь изредка то здесь, то там
Рождались то гиппопотам,
То лань, а то зубастый тигр.
Откуда?! Чёрт бы их побрал,
Подобных жертв природных игр!
Их под опеку тут же брал
НИИ. Гиппопотама скоро
В стандартные вгоняли норы,
Гиппопотам ворчал, но шёл,
Послушен он, пока не зол,
А потому его не злили
И потихоньку приручили.
А лань слаба, хотя и прытка,
И с нею разговор короткий –
Ей вжаришь раз пятнадцать плёткой,
Глядишь – задвинула копыта.
Вот с тигром – с ним сложней намного,
Силён, его не смели трогать.
Терпели тигра, но, однако,
При том его травили всяко.
Своей он смертью умирал,
Но век его – как был он мал!
4
Посмотрим, что же было дальше…
А дальше заключенье шло.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Ну вот и всё. Не злись, читатель,
Что поступаю как предатель –
В лес заведя, тебя я бросил,
Не дав ответов на вопросы.
Ты покричи «Ау!» - и вдруг
Найдётся кто-нибудь вокруг
(Не враг, так друг; не друг, так враг;
Но лишь бы только не дурак!).
Я ж в оправдание скажу,
Что больше с рифмой не дружу –
Увы, исчезло вдохновенье,
Иссякло здесь воображенье.
Предупреждал, что лишь одно
Всё это будет упражненье
(Кому угодно – испражненье,
Мне наплевать, мне всё равно).
Мне это, право, надоело,
Два года скоро, как шучу.
Да и кому какое дело –
Закончу там, где захочу.
Кому же это не по нраву,
Тот не читать «Зверинец» вправе,
Хотя, согласен, трудновато,
Прочтя, творенье не читать
И в самом лишь конце узнать,
Что времени была то трата.
Но мало ль книг вы перечли,
Что только время отнимали,
А кончив, так себя кляли,
А кончив, так себя ругали,
Зачем её вы в руки взяли,
Зачем не бросили в начале,
Да и вообще – как вы могли?!
Так что моё произведенье,
Как видите, не исключенье.
Мне делает к тому же честь,
Что я, не дав ещё прочесть,
Уже раскрылся перед вами
(Ах, гаснет вдохновенья пламя!
Скорей! Скорее же кончать!
Осталось строчек двадцать пять –
Не уходи покуда, Муза,
Не рви некрепкого союза!).
Сие оскомину набило,
Не отвязаться – что за чёрт!
Строка строку всё тащит силой –
Болезни некой некий сорт.
Всё просто так, здесь всё без цели,
Кончаю плохо, еле-еле,
Лишь где-то в глубине души
Во мне такая мысль шуршит:
Что, может быть, найдётся чтец
(Что за упрёки, эй, невежда,
То не претензия – надежда,
Мечта без крыльев, наконец!)
Так вот, найдётся чтец такой,
Кто, прочитавши опус мой,
Довольный и ничуть не злой,
О данном упражненье скажет
(Чем автора навек обяжет):
«Не всякое произведенье
Нужду имеет во вступленьи –
Оно излишество порой.
Порой нам так распишут книгу,
Что, прочитав, охота фигу
Казать учёности чужой»…
1980 – 1982 гг.