Мигрень Пилата.
Рожден был зноем новый день.
Дымится пыль, жарой объята.
Вползает приступом мигрень
Под темя бритое Пилата.
Боль застучала по виску,
Воспоминаньем, давней мыслью.
Как вёл когорту по песку,
Тяжёлой, мерной, крупной рысью.
Гремела латами за ним
Охрана в качестве эскорта.
Вступила в Иерусалим
Его десятая когорта.
И увидал тогда легат,
Цвели сады, звенели осы,
Вдохнув впервые аромат
Цветущей ярко-красной розы.
Тот маслянистый, жирный дух
Немного горько-сладковатый.
Он зарождается в саду
В букете пряных ароматов.
С тех пор он помнит этот смрад!
О, эта вонь невыносима!
Он ненавидит каждый сад
В предместьях Иерусалима.
Им пахнет всё: кусты, карниз,
Веранды, латы, щит конвоя,
Земля и пальмы, кипарис
И даже мантия с подбоем.
Походкой валкой игемон,
Ища хоть капельку прохлады
Идет по плитам на балкон,
Плющом, увитой колоннады.
Там, рядом с креслом на столе,
Стоят изысканные вина.
Они таились много лет
За стенкой тонкого кувшина.
Изящный кубок золотой
Горит на солнце мелкой сканью,
Но утомлённый духотой,
Не рад Пилат его сверканью.
Отводит тяжкий мутный взгляд,
Так смотрит пленник из неволи,
Он предпочёл бы выпить яд,
Чтоб навсегда забыть о боли.
На перстни голову склоня,
Наместник тихо, чутко дремлет.
Порою веки приподняв,
Он дуновенью ветра внемлет.
Вот ветерок садов донёс
Дыханье тонких ароматов,
Чуть слышный запах красных роз,
Так ненавидимых Пилатом.
Чтобы не двигать головой,
Вновь осторожно поднял веко.
И видит, как ведёт конвой
К нему чужого человека.
В хитон потрёпанный одет.
Ремни изношенных сандалий.
Пришелец, видно, много лет
Искал неведомые дали.
Пилат спросил: - Ты кто такой?
Зачем пришел ты, и откуда?
- Я путешественник простой.
- А где бывал?
- Бывал повсюду.
Больной с трудом ведёт допрос,
Почти не слышит арестанта,
Проклятый запах красных роз
Уж просочился на веранду.
И в голове зажёг вулкан.
Клокочет страшно бурный кратер.
Унять бушующий фонтан
Не в силах даже прокуратор.
Так, Quid est vеritas, скажи, -
Пилат собрал всю силу воли.
- Я вам отвечу от души,
Что вы терзаетесь от боли.
На солнце больно вам смотреть,
Настолько мука вам ужасна,
Вы предпочтёте умереть,
Чем нюхать розовое масло.
Но скоро ваша боль пройдёт,
Там за горой сгустилась туча,
Гроза прохладу принесёт
И вам намного станет лучше.
Лишь арестованный умолк,
Буквально сразу, в тоже время,
Кипящий огненный комок
Стал отпускать Пилату темя.
Так утихает в море шторм,
И вал волны седой, огромный,
Ещё внимая дальний гром,
На берег катится покорный.
И вот испуганный пловец
На берег выброшен волною,
Лежит недвижно, как мертвец,
Изнеможён пустой борьбою.
Волна уже бежит назад,
И обнажает влажный берег.
Пловец спасён, до смерти рад,
Но до конца ещё не верит.
Так и Пилат подъемлет взор,
Глядит в смятенье изумлённом
Как будто смертный приговор
Стал почему-то отменённым.
- Быть может, ты великий врач? –
спросил беднягу повелитель, -
Иль проходимец и ловкач,
Иль шарлатан, а не целитель?
За что же взят ты под арест,
А палачи синедриона,
Тебе уже готовят крест? –
Звучат вопросы игемона.
- Так, что решил синедрион
При вынесенье приговора?
- Они хотели, игемон,
Меня казнить как будто вора.
- Ты, видно, кесаря бранил?
Не отвечай, подумай прежде!
Быть может, и не говорил, -
Вновь повторил легат с надеждой.
- Я верю, что придёт пора,
Не станет власти и империй,
Наступит царствие добра.
И навсегда уйдёт Тиберий.
Пилат чуть слышно застонал, -
Что он несёт! Внемлите, боги! –
Потом немного прошептал,
Рукой поправив, складки тоги:
- Ну, что наделал ты, глупец!
Ответ мне нужен, а не правда!
Соври, придумай, наконец,
Пусть уведут конвой с веранды!
Бродяга, нищий иль пророк
Пришёл с нагретых солнцем улиц.
Но говорить так смело мог
Или святой или безумец.
«Его уже нельзя спасти, -
Кусает пальцы прокуратор, -
Сумеют быстро донести,
Узнает в Риме император
И вот тогда всему конец!»
Пилат, представив, содрогнулся!
Как будто мчался на коне,
От стрел летящих увернулся.
А ведь он смелым был везде!
Видал и слышал не такое!
Вдруг вспомнил как в Долине дев
Спасал он Марка Крысобоя.
«Бродяге нет назад пути, -
Пилат рукой по креслу стукнул,
Конвою крикнул: «Увести!
Он государственный преступник!»
Лишь арестанта увели,
Пилату вспомнилась беседа.
И понимает властелин,
Не спас беднягу, значит, предал!
Навеки этой мысли груз
Ему достался от пророка!
Пилат узнал, он просто трус,
Страшнее в мире нет порока!
Смерть Пилата
Под солнцем пламенного юга
В давно забытые года,
От неизвестного недуга
Властитель Рима увядал.
Болезнь подкралась так незримо,
Как проникает подлый вор.
И каждый день неумолимо
Читает страшный приговор.
Тиберий день и ночь в тревоге.
Бессильны знахари, врачи,
Жрецы, авгуры, даже боги,
От боли плачь или кричи.
Он по ночам молился в храме,
Выздоровления просил,
И падал ниц перед богами,
Когда совсем лишался сил.
Напрасно щедрыми дарами
Осыпал в храме алтари.
Перед капризными богами
Напрасно жертвенник курил.
Устав просить, устав молиться,
Порою так встречал рассвет.
Впивался в каменные лица,
Ждал хоть какой-нибудь ответ.
Тут страх, отчаянье и злоба,
Надежда робкая и гнев.
И вот однажды двери гроба
Он увидал в кошмарном сне.
Слыхал в далёкой Иудее
Там, где наместником Пилат,
И где строптивые евреи
Признать власть Рима не хотят,
Есть, говорят, какой-то лекарь.
Быть может, врали дураки.
Он исцеляет человека
Одним касанием руки.
Коль верить этому рассказу,
К нему идут со всех концов.
Он лечит оспу и проказу
И воскрешает мертвецов.
Себя зовёт он сыном бога,
А вдруг и вправду это Бог?
В своём отечестве пророка,
Он, властелин, найти не смог.
Быть может, всё же врут невежды?
Быть может, это полный вздор?
Но только теплится надежда,
Что вдруг отменят приговор.
А в чудо хочется так верить!
Что можно одолеть недуг.
И шлёт туда гонца Тиберий,
Где правит лучший его друг.
Гонец летит немедля, срочно!
Целитель здесь необходим,
Пусть привезут его с нарочным,
И чтоб доставить прямо в Рим.
Гонец вернулся в Рим до срока,
Стоит, как будто виноват.
- Ну, что привёз ко мне пророка?
- Он на кресте! Распял Пилат!
Земля качнулась под ногами,
Упущен был последний шанс.
Перед роскошными дарами
Огонь надежды тихо гас.
- Призвать наместника к ответу!
Послать солдат, взять под арест!
Для своевольного клеврета
Готовить быстро плеть и крест.
- Со мною матерь Вероника, -
Тиберий слышит вновь гонца, -
- а с нею образ того лика,
Что отдаляет час конца.
Тебе лишь надо в это верить.
Она со мной пустилась в путь,
Чтоб император, сам Тиберий
Сумел на образ тот взглянуть.
Полна чудес страна востока.
И сколько тайн в себе хранит!
Быть может, даже взгляд пророка,
И вера в Бога исцелит!
Шелками гостье путь устлали.
Когда вошла в дверной проём,
То сразу смолкли звуки в зале,
Утих, как бурный водоём.
Она идёт в одежде скромной,
Как будто истина проста
И Спаса лик нерукотворный
Глядит с поднятого холста.
Как солнца луч, пронзивший тени,
Был взгляд спокойных, кротких глаз.
Пал повелитель на колени,
Приняв молитвенный Экстаз.
Тиберий молча, с тайным страхом,
Глазами образ Спаса пьёт.
Со дна души, как свет из мрака,
Надежда робкая встаёт.
Как будто пойманная птица,
Так сердце прыгает в груди.
Стоит, боясь пошевелиться,
Он на Спасителя глядит.
Легко, как ветра дуновенье,
Освобождает плоть недуг.
С давно забытым наслажденьем
Он слышит радость вместо мук.
Ушла болезнь, пропали страхи,
Тиберий вскинул робкий взор;
Приговорённый, вставший с плахи,
Глядит со страхом на топор.
Ещё в спасение не веря,
С колен поднялся, павший ниц.
И затворились тихо двери,
Пустой, среди других гробниц.
Какую, Мать, ты ждёшь награду?
Цена любая по плечу!
- Хочу взглянуть в глаза Пилату!
- Я тоже этого хочу!
- Ещё, - сказала Вероника, -
он на себе с тех пор носил
Христа распятого тунику
И ею хвори исцелил.
Его уж розы ароматы
Не донимают в жаркий день.
У прокуратора Пилата
Прошла проклятая мигрень.
Послали быстро за Пилатом,
Гонец вернулся весь дрожа:
- Не стал он ждать твоей расплаты
и в грудь себе вонзил кинжал.