***
Иван Сергеевич закурил, подавился дымом, и помер. Его душа покинула катакомбы тела и, воспарив к потолку, бросила взгляд на усопшего. Тот сидел в кресле, положив тонкие руки на острые коленки. Сутулость в плечах… Там, где мозг, лысина… Между губ – чадящий окурок «Примы».
«Вот ведь как!» – подумалось душе. «Жил я… И ещё бы жил, кабы не мой скепсис. Читал и слышал: «Курить – здоровью вредить». Думал, не про меня… Теперь ни здоровья, ни жизни».
– Прощай! – душа прильнула к покойнику, поцеловала его в лоб и зашлась в спазме рыданий: – Прощай навеки-и-и-и!..
– Хватит! – громыхнул откуда-то командный голос. И под басы колокольного звона в прокуренном воздухе появилась чёрная точка. За пару секунд она вывернулась наружу, стала входом в тоннель. И не успела душа Ивана Сергеевича подумать, что бы это значило, как её оторвало от усопшего, подняло, завертело, и втянуло в свистящее жерло.
***
Полёт был недолгим. Иван Сергеевич ухватил краем глаза сияющий лозунг: «Доброго пути!» – и плюхнулся на дно великой равнины. Не было там ни травы, ни ручья, ни малого камня. Бескрайнюю ширь устилала вонючая клеёнка. Точь-в-точь такая, как в мясном ряду Н-ского базара.
На клеёнке стояли огромные весы. Рядом с ними переминались два субъекта.
– Будем знакомы! – гаркнул один. – Я – Обвинитель!
– А я… Защит... ник… – прокашлял второй.
В тусклом небе полыхнула молния. Трескуче изгибаясь, она сложилась в корявую надпись:
«ВЫШНИЙ СУД».
Иван Сергеевич побледнел… Защитник трагически вздохнул. И только Обвинитель излучал неподдельную радость.
– Перед нами Ухватов! – начал он с ликованием. – Иван Сергеевич, как записано в метриках. Сорока трёх лет… Образования среднего… Внешности обычной… Характера погано… Впрочем, господин Защитник, «ДЕЛО» подсудимого перед вами. Вчитайтесь в него! И если вы не слепец – вам откроется истина. Ухватов грешник, путь которому – …
И он указал на далёкий дымок.
Чашу весов повело книзу.
– Минуту! – кашлянул Защитник. – Я ознакомлен с «Делом». Поэтому скажу, как юрист – юристу: вы, дорогой коллега, предвзяты! Ухватов грешил… Но грехи его соотносятся только с одним человеком. Сосед Ухватова - Абдулла – негодяй, коих поискать!
Чашу весов повело кверху.
Обвинитель напомнил:
– Ухватов провёл акт кастрации над петухом несчастного узбека…
Чашу дёрнуло книзу.
– Всё так! – согласился Защитник. – Но Абдулла назвал петуха Сергеичем. Ухватов был оскорблён и унижен…
Чашу дёрнуло кверху.
– Оставим птицу! – махнул рукой Обвинитель. – Но… капкан?! Ухватов поставил его в мастерской Абдуллы, и тот перепутал его с табуретом. Если бы не Мойша Ковельтайм, гений микрохирургии, то Зульфия, жена Абдуллы, не ждала бы сейчас девятого ребёнка.
Чашу качнуло вниз.
– Абдулла был наказан! - крикнул Защитник. – По ночам он пИсал на грядки соседа! Горох не вызрел… Бобы сопрели… Клубника вышла пряного посола…
Чаша подпрыгнула.
И пошло… И поехало…
***
Каждый грех Ухватова, представленный Обвинителем, Защитник оправдывал грешком Абдуллы. И выходило так, что Иван Сергеевич не злодей, а справедливый мститель. А сосед его – террорист-извращенец.
Чаша весов работала, как помпа.
Вверх – вниз… Вверх – вниз…
Итог этой болтанки был неожиданным.
Обвинитель сказал, что Ухватов прочил жене Абдуллы, что она породит змеёныша. В ответ Защитник повёл речь о пользе змеиного яда. И весы, матерно скрипнув, дали трещину.
– Господи! – воскликнули юристы.
– Какого чёрта? – послышалось из облаков.
– Клиент феноменален… – потеряно сказал Обвинитель. – И ад, и рай – не для него.
– Так!.. так!.. – тихонько поддержал его Защитник.
Наверху сплюнули, чем-то звякнули, во что-то булькнули. Потом, с одышкой в голосе, дали команду:
– Гоните его обратно!
И – сочно хрустнули, обдав равнину запахом огурца.
***
Иван Сергеевич не успел вникнуть в суть этой беседы, как его подбросило, завертело, и втянуло в кишку знакомого тоннеля. В глаза бросилось: «Доброго пути!» – и Ухватов понял, что его возвращают в прежний мир. "Ах!" – подумал он счастливо. "Значит, есть оно – второе пришествие!".
Подхватив с пола брошенный кем-то мелок, Ухватов чиркнул по стенке тоннеля: «Верую!», потом: «Курить не буду!!», а в конце пути с наслаждением вывел: «Абдулла – козёл!!!»
***
Из тоннеля он вылетел, напевая блатной романс, и горя желанием стрельнуть сигарету. Но тут же осёкся, увидев, что парит над кладбищем.
Внизу, перед мрачной пастью могилы, стоял гроб, на который опускали крышку.
– Гвозди-то! Гвозди подлиньше берите! – услышал Иван Сергеевич. - Да вбивайте! Вбивайте почаще!
Это был баритон ухватовской тёщи…
– Лопату мне! – поднял в небо ворон бас жены Ивана Сергеевича.
– И нам! И нам лопаты! – затенькал хор детей Ухватова.
"Вот и всё…", – печально подумал Иван Сергеевич. "Хоронят меня. И ни слезинки… ни слова доброго…". По давней привычке он стал размышлять, на ком бы ему отыграться, в кого слить давящий негатив. Жена и тёща для такой роли не подходили: Ухватов их боялся… Дети? Но их крепкой банды он страшился не меньше… Значит, выбор, как всегда, был однозначен.
– Аб-дул-лаа! – по-змеиному прошипел Иван Сергеевич.
– Ла-ла-ла! – ответили, дразняще, облака, и Ухватова понесло к Н-ску.
***
…Покружив над отчим подворьем, Иван Сергеевич навестил дом соседа. Никем не видимый, он проник в него через дымоход.
Ни Абдуллы, ни жены его с бессчётными дочерьми, Ухватов не застал. «В роддоме они!» – словно для него, сказал кто-то кому-то за окошком. И плюнув на матрасик в новой детской коляске, Иван Сергеевич покинул вражье логово.
***
Абдулла и впрямь нашёлся в роддоме. Он ходил туда-сюда по холлу первого этажа, и, поднимая руки к потолку, требовал то ли от бога, то ли от своей Зульфии:
– Да-а-ай! Да-а-ай мне сына!
Восемь его дочерей пугливо жались у стены.
Иван Сергеевич хотел дать Абдулле пинка, но поймал себя на мысли, что враг достоин сочувствия. «Каково ему жить… в бабьем царстве-то!..» – подумал Ухватов. «Хоть бы одним пацаном прирос!»
Тут Иван Сергеевич вспомнил змеёныша, коего прочил милой узбечке, и устыдился…
«Что со мной?» – размышлял он, по-ангельски облетая отсеки родильного дома. «Мне жаль Абдуллу! Значит, я болен… очень болен. Хотя… может ли болеть тот, кого нет?!»
С такими думами Иван Сергеевич проник в комнату с табличкой «Тихо! Идёт прирост населения». Там он увидел, как тужится на странной кровати Зульфия, как хлопочут вокруг неё люди, сплошь в белом. И, став очевидцем этой картины, Ухватов сошёл с ума. Он вдруг понял, что любит Зульфию! Что во имя любви к ней готов на всё!
Ухватов тихо подлетел к женщине, безотчётно обнял её, поцеловал в искусанные от страданий губы, и ощутил, как сливается с нею, и как меркнет… меркнет свет в его глазах…
***
А потом случилось чудо.
Иван Сергеевич услышал стук своего сердца!
Он чувствовал, как течёт по его венам тёплая кровь. Он до судорог напрягал мышцы ног и до боли сжимал кулаки.
Он дышал! Он был осязаем! Он – ЖИЛ!!!
***
Врач поднял на руки вопящего Ухватова, глянул ему ниже пупка, и сказал:
– Зульфия! У вас мальчик.
– Я-я-я-я! - подтвердил это наблюдение Ухватов.
– Как назовёте? – спросила юная медсестра.
– Махмудом… – прошептала Зульфия. И добавила нежно: – Абдуллаевичем!
Никто не видел, как в стерильном воздухе появилась точка, ставшая началом тоннеля. Из него вышли два субъекта и приблизились к Ухватову.
– Мда-а, – покачал головой Защитник.
– Бывает! – изрёк Обвинитель.
– И вовсе он не змеёныш…
– Ну да! Симпатяга!
Обвинитель погладил Ухватова по головке, а Защитник положил рядом с Зульфиёй лёгкий свёрток.
– Пора! – сказал Обвинитель.
Юристы вернулись в тоннель, встали у его порога, и в последний раз глянули на бывшего клиента. Ухватов таращил узбекские глаза… пускал пузыри… сучил ножками…
Обвинитель указал пальцем вверх – и хохотнул:
– А наш старик-то… Большой шутник!
– Но кому от этого плохо? – спросил Защитник.
В мгновение ока тоннель уменьшился до точки, которая тут же пропала.
***
– Откуда цветы? – воскликнул врач. И все ахнули, увидев под левой рукой Зульфии букет хризантем.
– Си-и-иние! – восхищенно пропела юная медсестра.
– Таких не бывает! – авторитетно сказал пожилой акушер.
– Кхе, кхе, – насмешливо кашлянули откуда-то сверху. Чем-то хлопнули… во что-то булькнули… со вкусом причмокнули.
Врач уловил запах шампанского. «Чудится!» – решил он, и устало пошёл к выходу в коридор.
Открыл дверь. Прислушался.
В холле первого этажа кто-то отбивал чечётку…
Это, узнав о рождении сына, плясал счастливый Абдулла.