алый парус осеннего сада... Цикл

Анатолий Садчиков
1.

Я всё время учусь не стареть,
не бояться превратностей жизни,
и поэтому мне в сентябре
куст калины не шлёт укоризны.

Только женщина в прошлом моем
упрекнуть меня в чем-нибудь вправе,
мы по-прежнему с нею вдвоем
всё пытаемся что-то исправить.

И, конечно, июль за окном
к нам совсем не имеет претензий...
Я всё время прошу об одном –
пусть калина в саду моем грезит

о далеких походах судьбы
под сиянием белого солнца,
чтоб уже никогда не забыть,
что когда-то утратить придется.

Ежечасно шепчу – повторись,
словно маятник лунного диска,
и такая, как есть … моя жизнь,
где по-прежнему прошлое близко.

2.

Как много событий на свете,
затмений и их толкований…
В моем ожидании лета
мы редко встречаемся с Вами.

Но Вы постоянно стоите
в глазах моей памяти белой
с признанием светлых наитий,
чего и душа захотела.

По сути всё просто до боли,
мы где-нибудь вместе сойдемся –
два дерева в утреннем поле,
два тела в объятиях солнца…

И мак закачается рядом
от мёда твоих поцелуев,
и больше затмений не надо
лазурного неба июля.

О том, что когда-то случится
за гранью щемящего "после",
напомнят осенние птицы
да эти сухие колосья.

3.

Не могу равнодушно смотреть,
как листвой пламенея на клёнах,
алой осени лучшая треть
догорает в объятьях влюблённых.

Что поделаешь, наша душа
обещаниям впрок не поверит,
где уходит куда-то, шурша,
облетевшее листьями время.

Может, что-то я сделать могу,
если лист на излёте поймаю,
не оставив его на лугу
до нашествия нового мая.

Вместе с ним улечу в никуда,
расставаясь с надеждой и болью,
где осеннего неба вода
станет нашей последней любовью.

Я сцелую дождинки с лица
и дыханьем его обласкаю,
чтобы здесь от венца до конца
замелькали ресницы, как стаи.

4.

Не жалей, что осыпались клёны,
устилая твои тротуары.
Ты живешь до сих пор удивлённым
звуком песен осенней гитары.

Только ветер играет на струнах,
только дождь барабанит по крыше,
веселя, чтоб исправить угрюмых,
если кто-нибудь песню услышит.

Ты поднимешь разлапистый символ,
как аналог горячей ладони,
чтоб мечталось о доле красивой,
чтоб черты ее долго ты помнил.

Не прощайся с мечтой и с любимой,
береги каждый час и мгновенье,
чтобы память не стала чужбиной
с одиночеством в храме осеннем.

После ночи – за окнами чисто,
а на стёклах дождинки, как слёзы…
Вас разбудит любовь гитариста
к остывающим пальцам берёзы.

5.

Я цветов не дарю тебе, осень,
оттого, что оранжевый клён
сбросил листья в небесную просинь
и до пяток своих оголён.

Что ты сделала, милая, с нами?
ты умеешь легко ворожить,
убивая своими глазами
запоздалую радость души.

И уходишь, как женщина в белом,
с первым снегом по узкой тропе…
Было время – ты песни мне пела,
а теперь я пою их тебе.

Я жалею, что век быстротечный
забирает тепло у меня
и бросает мне листья на плечи
на исходе ноябрьского дня.

Не сфальшивит струна у гитары,
где уставший поверженный клён
будет думать со мною на пару,
что  в тебя, как и я, он влюблён.

6.

Я тебя потерял навсегда,
но лицо постоянно мне снится
оттого, что июля вода
возвращает любимые лица.

Ты смеешься, как роза в саду
улыбаться могла над забором…
Я, наверно, когда-то приду,
только это случится не скоро.

Мы утратили мир голубой,
все же странно, что снова и снова
обещает нам август с тобой
алый парус калиновой крови.

И огромный Титаник души
не утонет в какой-то пучине
оттого, что всегда хороши
неизбежных последствий причины.

Пусть накатит волна на забор,
пусть летят лепестки за ограду…
Вместе с нами уходит в простор
алый парус осеннего сада.

7.

По плитам, по каменным плитам
шагают прохожий и я.
Вы фото мое сохраните:
на нем есть улыбка моя.

А после от стылого ветра
я буду на пальцы дышать,
чтоб помнить и осень, и лето,
в которых витает душа.

Позвольте, позвольте проехать
со старым извозчиком круг –
по Невскому встречные вехи
и вихри от блоковских вьюг…

Я буду ходить и толкаться
среди незнакомых людей
далекий от всех эмиграций
и суетных праздных затей.

Припомню, конечно, припомню
на шее твоей палантин,
в котором ты прячешь ладони
с улыбкой – за верность плати!..

Давай твои нежные пальцы –
я их отогрею, дыша.
Мне больше не надо бояться,
что в них остается… душа…