Снова в памяти лица чужие,
Дома старенького крыльцо…
Мама, мама моя Евдокия,
Я не помню твоё лицо!
В детстве горьком моём, незабытом,
Тяжко было: терпи да держись.
Ты всё в платье, тобою и сшитом.
Не в одном ли за целую жизнь?
Помню выцветших глаз усталость,
Помню руки, и губы, и нос,
И на маковке - то, что осталось
От когда-то роскошных волос.
Только целостность всё уплывает,
Прячет в вечности образ твой.
Тает худенький облик твой, тает,
Расплывается в дым голубой.
Помню, как чугуны таскала.
Чтоб кормить своих десять детей,
И согнутой спины усталость
Над ночною работой твоей.
Помню, шила, чинила и пела,
Обшивала семью, как могла,
Успевала везде. Всё умела.
Нас взрастила. Сама умерла.
Одиночества горькую чару
Испила, не поморщась, до дна.
И несла свою тяжкую кару.
И детей поднимала одна.
Без нытья, терпеливо и смело
Приняла свою раннюю смерть.
И меня, как смогла, как успела,
Научила молиться и петь.
И всю жизнь незакрытая рана
Тлеет в сердце моём без огня:
Что же, мама моя, что ж так рано
Ты оставила в детстве меня?
Я печальные мысли такие
Снова прячу в житьё – бытиё.
Мама, мама моя Евдокия,
Я лицо забываю твоё!
03.12.2008 г.